– Вчера вечером.
– Вы и в этот раз обсуждали возможность гражданского иска к обвиняемому?
– Не вполне так. Мы обсуждали возможность полюбовного урегулирования претензий.
– Понятно. Получается, на протяжении всего предварительного слушания вы с вашей клиенткой готовы были к урегулированию, в результате которого она наложила бы руки на жирный куш. Я вас правильно понял?
– Нет, это не так.
– Итак, сэр. И о какой же сумме вы разговаривали прошлой ночью с вашей клиенткой? Сколько миллионов вы намерены затребовать с господина Монтальво?
– Один доллар.
Самодовольство с лица защитника как рукой сняло.
– Простите, я не расслышал, вы сказали, один миллион долларов?
– Нет, сэр. Моя клиентка согласна снять все обвинения с господина Монтальво за значительную сумму в один американский доллар. И с его стороны даже не требуется признания. Она, в свою очередь, подпишет отказ от настоящих и будущих притязаний, освобождающий господина Монтальво от гражданской ответственности. Таким образом она хочет поставить точку в денежных вопросах. Ей опротивела кампания, которую запустил ваш клиент.
– Возражаю, ваша честь!
– Моей клиентке опротивели обвинения господина Монтальво в том, что она все это затеяла ради денег.
– Судья, я возражаю!..
– Единственное, что ее интересует, – засадить насильника за решетку на всю оставшуюся жизнь. И пусть все об этом узнают.
– Это показушничество! Судья, я категорически возражаю.
– Никакой показухи, ваша честь. Я привез расписку об отказе от всех претензий к господину Монтальво, которую передам ему, как только он откроет бумажник и вручит мне купюру в один доллар.
– Вы нарушаете правила! Я буду ходатайствовать о новом судебном разбирательстве!
– Это не разбирательство, а предварительное слушание, – сказал судья.
– Вы меня поняли, ваша честь. Это рассмотрение возмутительно.
– Не нахожу, – сказал судья. – Прошу представителей обеих сторон пройти в мой кабинет. Немедленно.
Экран погас, в колонках шипела электрическая тишина. Энди щелкнула пультом, останавливая пленку, встала и включила свет.
– Что ж, – проговорил Мартинес, – такого предварительного слушания мне еще не доводилось видеть. Потрясающе! Утверждение Монтальво, что она действует из жадности, разбито в пух и прах.
– И не только, – сказала Энди.
– Что вы хотите этим сказать?
– Мы имеем дело с похитителем, который утопил ни в чем не повинную женщину в подводной пещере из-за того только, что ему оказалось недостаточно миллиона. Вам это не кажется удивительным?
– Что ж тут удивительного?
Энди отвернулась, словно бы боясь произнести вслух слова, которые вертелись на языке.
– Что ждет женщину, опозорившую его на судебном слушании, которое транслировалось по телевидению?..
Мартинес в задумчивости постукивал пальцами по крышке стола.
– На этот вопрос я отвечу вам категорично, Хеннинг.
– Да, и?..
– Мы должны отыскать этого человека. И быстро.
На нее вновь уставился одноглазый монстр.
Израненный палец уже не причинял былых страданий, но неизменно начинал пульсировать при приближении видеокамеры, повинуясь запрятанному в глубинах подсознания рефлексу Павлова. Похититель смаковал ее мучения – иначе не стал бы возиться с установкой всех этих съемочных приборов и осветителей.
Мия молча ждала, сидя на полу с вытянутыми вперед ногами. Как обычно, запястья и лодыжки были скованы пластиковыми наручниками. В комнате стояла непроглядная темень, если не считать узкого тоннеля света, лазером исходящего со штатива. Это был сфокусированный луч, световой канат, связывающий ее с видеокамерой подобно веревке. Похититель и ранее пользовался подобными установками – с той только разницей, что в прошлый раз слепящий луч света был направлен строго в лицо, теперь же фокус сместился в вызывающую беспокойство точку.
На сей раз центром съемки была паховая зона.
Мие стало жарко – то ли нервы шалили, то ли воздух нагрелся от галогенной лампы. Похититель по-прежнему оставался в тени, черным силуэтом прячась за слепящей лампой. Его нельзя было рассмотреть, но его взгляд был ощутим. Раздались его шаги, и наконец взгляду предстал нож.
Похититель склонился над узницей, и в ярком свете блеснуло острое лезвие. Бедняжка, не смея взглянуть ему в лицо, сидела, уткнувшись взглядом в колени, и это отнюдь не способствовало уверенности в себе – ее интимная зона была ярко освещена.
Читать дальше