Эндрю Дэвидсон - Горгулья

Как же я ошибалась!.. Солдаты гораздо более меня преуспели в верховой езде, а животные под ними были отдохнувшие и хорошо откормленные. Не прошло и нескольких минут, как они уже настигли меня на тропе. Я понимала: если не сверну, меня поймают в считанные секунды. Впереди была развилка, в одну сторону уводила безопасная тропинка, а с другой стороны — крутой обрыв над рекой Пегниц. В детстве я иногда гуляла по самому краю, совсем забывая об осторожности или желая проверить, есть ли у Господа для меня план и цель.

Теперь уж не до жиру — быть бы живу. Я, хоть и понимала, что для лошади места нужно в два раза больше, выбрала опасный путь. Животное почувствовало опасность, и мне пришлось пришпоривать и понукать его, а самой тем временем бормотать детские молитвы. Лошадь отчаянно сопротивлялась, я упрашивала ее продвинуться еще немного. Вскоре она споткнулась о заледеневший корень и, увлекая меня за собой, упала.

Мы скользили с обрыва, лошадь моя пыталась восстановить равновесие, цеплялась копытами, но не находила опоры. Она валилась на бок, испуганная и ничего не понимающая, и, наконец, скинула меня на землю.

Я поддалась неизбежности падения и на краткий миг почувствовала почти что невесомость. Какое-то нереальное ощущение, словно я парила в идеальном равновесии меж снегом и небом… И вдруг взглянула прямо в глаза своей лошади. У лошадей всегда такие темные, спокойные глаза… в детстве моем монахини шутили, что лошади видят все божественные тайны, даже если их не замечает настоятельница… Но глаза этого животного широко распахнулись от ужаса. Миг пролетел, едва начавшись, а наше головокружительное падение по снегу и веткам продолжилось.

Наконец мы остановились. Я не сразу смогла оценить, какой широкий след остался за нами в снегу, и испугаться за ребенка. Малыш почти немедленно пихнул меня в живот, наверное, выражая недовольство такими перегрузками, а я сочла это за знак того, что он не пострадал, и, кажется, еще никогда так не радовалась болезненным пинкам.

Солдаты не последовали за мной с обрыва, мудро решив остаться на безопасной тропе. По меньшей мере, один достал арбалет и прицелился, но потом передумал стрелять из-за расстояния и метели. Очевидно, ему не хватало моей веры в Бога.

Наемники найдут иной путь вниз. На это, прикинула я, понадобится не меньше пятнадцати минут. Быть может, падение — настоящая удача, мой шанс ускользнуть? Однако радости хватило ненадолго; попытавшись поднять лошадь на ноги, я обнаружила, что одна нога ее вывернута под невозможным углом. Все, дальше она со мной не пойдет. Я даже не могла ничем помочь несчастному животному, ведь арбалета больше не было. Впрочем, какая разница, у меня бы все равно рука не поднялась. Одно убийство в день уже и так ровно на одно больше допустимого.

Что толку опережать солдат на пятнадцать минут, когда они верхом, а я нет? С одной стороны от меня был обрыв, с которого я только что упала, с другой — река. Я знала, что эта речка обычно до конца не замерзает, а если и замерзает — человеческий вес такой лед не выдержит. О том, чтобы переправиться на другой берег, и речи быть не могло, а лезть обратно наверх — тоже ничего хорошего. Мне оставалось только выбрать, в какую сторону бежать вдоль берега, и надеяться на лучшее. План нелепый, с заранее известным исходом. Наемники меня поймают, это лишь вопрос времени.

Конрад без колебаний отрубил Брандейсу голову; смеясь, отдал приказ поджечь тебя. Я понимала, ты был прав: когда меня поймают, быстрая смерть станет большим везением. А гораздо вероятнее — меня изнасилуют.

Я иначе взглянула на тонкую корку льда. Шансов достичь противоположного берега было мало, но и не попытаться теперь я тоже не могла. Если у меня каким-то образом получится, солдаты не смогут переправиться за мной. Им придется отказаться от преследования, — даже самый тощий солдат наверняка провалится под лед. К чему рисковать? Наемники не знали, кто я. Обычная бродяжка, сожительница беглого солдата — что им за дело, выживу я или умру? Конрад все доказал, а казнив двоих дезертиров, и так убил на одного больше, чем предполагалось. Должен же он был обрадоваться?

Я шагнула на лед… кажется, довольно крепкий. Впрочем, к середине реки он будет истончаться. Чуть подальше виднелись полыньи — словно черные одеяла на белой поверхности. Еще пара шагов… послышался хруст. Ветер швырял мне в лицо снег, до берега уже было футов пятнадцать. Если лед треснет, достану ли я до дна?