Филипп Делелис - Последняя кантата

— Полно, господин Бетховен! — сказал Моцарт, удивленный смущением молодого человека. — Если вы не пьете, покинем это заведение, мне кажется, оно не для вас, и пойдемте ко мне.

Моцарт взял Бетховена под руку, попрощался со своими дружками, и они вышли. Пройдя по Кертерштрассе, они направились в сторону Ландштрассе. Шли быстрым шагом, потому что уже наступала ночь. Оба молчали. Когда они вышли на Ландштрассе, Моцарт прервал молчание:

— Я только недавно переехал в квартиру менее дорогую, чем была у меня раньше, та мне стоила четыреста шестьдесят флоринов! Целое состояние! И потом, так мне удобнее, сейчас я живу совсем рядом с имением дорогого друга барона Жакена!

Едва они вошли, Моцарт, даже не дав Бетховену снять сюртучок, пригласил его сесть за фортепьяно. Бетховен послушно сел и заявил:

— Я приехал просить у вас несколько советов по композиции.

— Не уверен, что смогу помочь вам…

— Вы можете объяснить мне, как я должен делать это?

— Нет.

— Как — нет? — пробормотал юный Людвиг, озадаченный категорическим ответом Моцарта. — Неужели же мне не стоит ничего ждать от вас?

— Ничего. Не нужно ничего ждать.

— Вы считаете, что я слишком молод?

— О нет… в вашем возрасте я уже сочинил девять симфоний и три оперы… Но я никогда никого не спрашивал, что нужно делать. Когда разум создан для музыки, она давит на вас, терзает вас, ее нужно записать, и ее записывают, не задаваясь вопросом почему.

— И все же… — проговорил взволнованный Бетховен, — очень нужно… Наконец, если бы вы смогли только указать мне какую-нибудь книгу, по которой я мог бы учиться…

Моцарт, судя по всему, был раздосадован. Он сделал несколько шагов по комнате, потом вернулся к юному Людвигу.

— Вот здесь, здесь и здесь, — он указал на ухо, на голову и на сердце, — ваша школа. Если все это в порядке, тогда, с Божьей помощью, перо в руку… а когда закончите, только тогда попросите совета у знающего человека.

— Как вы?

— Не знаю, являюсь ли я таковым, но давайте, господин Бетховен! Оправдайте ваши рекомендательные письма! Я вас слушаю!

Немного удивленный, юный Бетховен положил руки на клавир и не без колебания начал импровизировать прелюдию. Исполнение было блестящим. Пальцы, не слишком, правда, изящные, бегали по клавишам, и, казалось, ничто не в силах их остановить. Можно было подумать, что Бетховен знает только 1/32 и 1/64 ноты, звучащие forte, [33] Громко (ит.). они стремительно сменяли друг друга, но всегда с точностью и с уважением к нюансам, которые Бетховен придавал им. Молодой человек закончил игру с улыбкой удовлетворения и повернулся к хозяину дома.

А тот, подперев кулаком подбородок, молча разглядывал его. Потом с задумчивым видом встал, заложил руки за спину. Не было никакого сомнения, это был отрывок из концерта, торжественная музыка, которую юный Бетховен выучил наизусть и давно при случае повторяет его. Моцарт направился к своему рабочему столу, открыл большую папку и достал из нее несколько листков.

— Хорошо… Это хорошо…

Потону, каким были произнесены эти слова, юный Людвиг понял, что его игра мэтру не понравилась.

— Это хорошо, но это не музыка.

Бетховен вскочил, его лицо побагровело от огорчения и возмущения.

— Сядьте! — сказал Моцарт. — Вы достаточно талантливы, чтобы уловить то, что я сейчас покажу вам.

Он протянул ему партитуру. Людвиг взял листки нотной бумаги и начал читать.

— Это струнный квинтет, который я закончил только сегодня. [34] Кёхель, № 516. — Примеч. Признайтесь, моя музыка более выразительна, чем… чем ваш номер! Я не претендую на то, что один пишу музыку, достойную называться музыкой, но неопровержимо одно: музыку не играют, ею живут. — Моцарт взглянул в окно, потом продолжил: — То, что вы держите в руках, возможно, «слишком пережито». Видите ли, музыка не может сводиться к простому отпечатку жизни, это совсем иная величина. Мой квинтет, пожалуй, несколько мрачен. Вы найдете в нем первый в истории музыки менуэт — не легкий танец для придворных в париках, а утверждение неприкрытой тревоги, такой, какую я испытываю в эти минуты.

Перед Людвигом стоял уже не весельчак из трактира, но подавленный человек, который говорил о музыке с таким убеждением, что ему показалось, будто он берет у него свой первый урок.

— Вы понимаете, что я говорю, Бетховен? — с горечью в голосе добавил Моцарт.

Юный Людвиг ответил страстно, без колебаний:

— Я понял лучше, чем вы думаете, сударь. Я так же отношусь к музыке. В ней моя жизнь! Я уже давно не хожу в школу, но провожу ночи, изучая самых великих мэтров. Я и сам уже написал несколько пьес, но они меня не удовлетворяют. Я знаю только одно. Я знаю… что музыка — моя жизнь!