— А тебе нравится такое решение — жить в Нью-Гемпшире?
Ким помолчала, прежде чем ответить.
— Теоретически — да. А на деле… Но это совсем другой разговор!
Кальдер не стал настаивать и в задумчивости сделал еще глоток.
— Похоже, Марта в чем-то подозревала мужа. И Корнелиус не хочет, чтобы кто-нибудь выяснил почему.
— Вот именно! — подхватила Ким. — Если честно, то меня очень смущает его роль во всем этом. А Тодда — нет. Он не раз серьезно скандалил с отцом, но возможную причастность Корнелиуса к убийству не допускает даже теоретически.
— А ты допускаешь?
— Конечно, я ничего не знаю наверняка. Мы с Тоддом много об этом говорили, и мне кажется, что этого исключать нельзя.
— Ты что, считаешь, что Корнелиус замешан в аварии?
Ким пожала плечами.
— Это может звучать уж слишком неправдоподобно, однако… — Она не закончила фразу, явно не желая облекать свои мысли в слова.
— Но разве он может пойти на убийство собственного сына? Особенно любимого?
— Я совсем не уверена, что он относится к нему по-прежнему. Когда Тодд на днях отказался вернуться на работу в «Зейл ньюс», его отец пришел в настоящее бешенство. На него было страшно смотреть. Корнелиус сейчас планирует… — Ким помолчала, — одну сделку, которая изменит «Зейл ньюс». Но мне кажется, он задает себе вопрос, зачем создавать империю, если через несколько лет ее придется оставить Эдвину. Он Эдвина ни во что не ставит, и, думаю, совершенно справедливо: этот человек просто червяк. Речь идет о том, что является для Корнелиуса делом жизни, а Тодд самоустраняется. Никому не нравится быть отвергнутым, тем более такому человеку, как Корнелиус, который привык всегда получать то, что хочет. Я не утверждаю, что он сам что-то сломал в самолете, но он могущественный человек и вполне мог все организовать. Вот почему меня так тревожит, не устроил ли кто специально эту аварию.
Кальдер сделал глубокий вдох.
— Теперь ясно. Хотя мне трудно понять, как это возможно.
Ким пожала плечами:
— Кто знает? Мне надо выяснить, что на самом деле происходит, и даже не столько ради Тодда, сколько ради себя. Я хочу, чтобы ты мне помог. Я доверяю тебе больше, чем членам семьи Тодда. — Ее нижняя губа задрожала, и она расплакалась. — Мне страшно, Алекс. Точно так же, как Марте, когда она писала это письмо. Я боюсь.
28 июня 1988 года
Все утро я была в ужасном настроении. Домой Нелс так и не вернулся. Я позвонила Джорджу, и он сказал, что встреча с сотрудниками уже состоялась. По его словам, еще никогда в жизни ему не было так тяжело. Все журналисты пребывали в настоящем шоке. И не только журналисты — работу потеряет много людей, в том числе и сам Джордж. Нелс дал им три месяца, сообщив, что газета закроется 30 сентября. Джордж говорит, что эти три месяца будут настоящим кошмаром.
Что я скажу Нелсу? Прошлой ночью я была готова закатить ему настоящий скандал и вышвырнуть его вон. Но сейчас я уже не уверена, что это правильно. Спрашивать его, где он провел прошлую ночь, унизительно. Говорить с ним спокойно будет очень непросто, а кричать на него — просто опасно. Я вообще постараюсь его игнорировать. Он запросто может выдумать какую-нибудь поездку — так уже не раз случалось.
Когда Кэролайн утром собиралась в школу, она выглядела напуганной до смерти. Как она все это воспримет? А Тодд?
И в довершение всего сегодня приезжает Зан. Интересно, как она себя поведет? Вежливо и угрюмо? Или неловко и сердито? Я уверена, что ничего хорошего из этого не получится. Я не знаю, где брать силы.
Позже, в этот же день…
Приехала Зан, и все оказалось нормально. Она стала совсем африканкой. В светлые волосы вплетены бусины, на руках полно браслетов, одета в футболку с Сифо Мабузом, [13] Сифо «Хотстикс» Мабуз (р. 1951) — знаменитый южноафриканский музыкант, выступающий с группой «Харари».
резиновые сандалии и восточноафриканскую юбку. Она по-прежнему много плавает, о чем свидетельствуют широкие и сильные плечи. Она пышет здоровьем, и у нее такие же, как у Нелса, голубые глаза. Приехав после обеда, она искренне обрадовалась, увидев меня. С Дорис она тоже ведет себя очень приветливо, а ведь раньше ее отношение к служанкам было настоящей проблемой. Было видно, как довольна этим Дорис. Думаю, что она, как и я, сильно переживала, видя, как меняется Зан, подрастая.
Зан подробно расспросила о Тодде, Кэролайн, моих родителях и о Нелсе. Я говорила только хорошее. Честно. Она заняла комнату, в которой всегда спала, когда проводила время в «Хондехуке», и пустилась в воспоминания о том, как мы с Дорис помогали ей шить платья для кукол. Зан сказала, что хочет их разыскать. Я уверена, что мы их не выбросили и они где-то убраны — в них иногда играла Кэролайн. Дорис обещала, что поищет их завтра утром. Четыре года назад Зан оскорбилась бы при одном лишь намеке, что она когда-то играла в куклы. Взрослую девушку может смутить игра в куклы, но в свое время это было просто замечательно.
Читать дальше