Джон Нэнс - Час Пандоры

– Я не понимаю вас, – отозвался Цайтнер.

– Герр Цайтнер, эта лаборатория была советским центром исследований в области биологического оружия. Десятилетиями они искали эффективные средства для массового уничтожения людей, разрабатывая вирусное и бактериологическое оружие, против которого русской армии и русскому народу можно было сделать прививки, но при этом опустошить другие страны. Они добились значительных успехов и расширили горизонты этой смертоносной науки, но выявили редкий класс патогенов, обнаруженный несколько лет назад, напугавший даже генералов. Эти вирусы могли распространяться среди населения за считанные дни, убивая с высокой надежностью, и против них, казалось, не существует антител. Советские власти боялись применения этого класса патогенов против любого врага из-за вероятности их обратного действия и уничтожения населения России. Это были ужасные человеческие болезни – в основном вирусы, включая ранние формы филовирусов, недавно идентифицированные в Африке, – все они неизлечимы, и их невозможно остановить. Некоторые своим действием разрушают все внутренние ткани тела. Другие воздействуют только на отдельные органы. Один, как мне сказали, вызывает невероятный подъем температуры, почти сжигая тело изнутри, а другие нарушают кровообращение, убивают мозг. Принадлежащий к этому классу патоген заражает и убивает в течение нескольких дней, и нет надежды на эффективное лечение. Он легко передается по воздуху и при прикосновении. Когда подобный патоген был найден, все экземпляры заключили в специальный подземный бункер под этой лабораторией. По-русски это называется могильником, а мы называем омега-складом.

Хорст Цайтнер почти сполз со своего кресла.

– Господи, вы хотите сказать, что эти склянки в Баварии…

Гауптман кивнул.

– Именно это я и хочу сказать, герр Цайтнер. То, что мой лаборант распаковывал в Баварии и уронил, было из того могильника.

Борт рейса 66

Стук в дверь кабины пилотов становился назойливым, прерывая точное описание маршрута, передаваемое КДП аэропорта Шеннон, когда «боинг» взбирался с тридцати трех тысячи футов на высоту тридцать пять тысяч.

Ну, а теперь что? Джеймс Холлэнд раздраженно обернулся и нажал на кнопку электронного замка двери, пока Дик Робб повторял диспетчеру маршрут через океан. Капитан ожидал увидеть одну из стюардесс. Вместо этого на пороге возникло смутно знакомое лицо. Его обладатель буквально вломился в кабину и на мгновение застыл, оценивающе оглядывая обоих пилотов.

Он остановил свой выбор на Холлэнде.

– Вы капитан? Я преподобный Гарсон Уилсон. – Широкая, с вспухшими венами рука протянулась над центральной панелью.

Холлэнд пожал ее без всякого энтузиазма.

Уилсон понял, что его не узнали.

– Я Уилсон, евангелист, – добавил он.

Капитан кивнул.

– Ну да, конечно. Мистер Уилсон, я боюсь, что мы нарушаем инструкцию Федерального управления авиации, открывая эту дверь и впуская вас внутрь. Это моя ошибка. Из-за грохота я решил, что у кого-то из членов экипажа что-то случилось. Я должен попросить вас вернуться в салон.

Уилсон положил правую руку на спинку кресла первого пилота и чуть постукивал пальцами.

– Капитан, вас зовут… – Он повернул руку ладонью вверх, словно в поисках имени.

– Холлэнд, Джеймс Холлэнд.

– Хорошо. Что ж, Джеймс, я не думаю, что Федеральное управление авиации станет ругать вас за то, что старый пастор Уилсон побыл с вами несколько минут. Я и сам умею управлять самолетом и знаю начальника управления еще с тех времен, когда тот был младенцем. – Он сделал шаг назад, закрыл дверь и вернулся к центральному креслу, продолжая говорить.

Холлэнд обернулся.

– Преподобный, прошу вас! Уважайте существующие правила. Мне нужно, чтобы вы вернулись в салон.

– Через минуту, Джеймс. Мне необходимо переговорить лично с вами, потому что у нас проблемы со временем. Нам необходимо быть в Нью-Йорке буквально через несколько часов для важного, гм, мероприятия. Я понимаю, что у вас другие проблемы, но я не из тех, кто заразился вирусом, о котором вы говорили. Я собираюсь выбраться из этого самолета и попасть в Нью-Йорк как можно раньше, если только мы не направляемся туда сейчас. Думаю, что вы можете устроить это для меня. Я уверен, что предполагаемый карантин будет необходимым неудобством для других, но у меня нет на него времени.

Холлэнд чуть развернулся вместе с креслом, чтобы взглянуть мужчине в глаза, вспоминая его лицо по многочисленным шоу на телевидении и массовым митингам «Гарсон во славу Господа». Он никогда на них не бывал, и пойти туда ему ни разу не хотелось. Религия была для него чем-то глубоко личным. Церковная служба в цирке представлялась ему странным южным действием, в котором у него не возникало желания участвовать.