Александр Молчанов: Газетчик

Андрей провел рукой по лицу, вытирая пот. Он забыл, что испачкал руку копотью, когда опирался на капот, и теперь вся эта копоть оказалась у него на лице, превратив его в черную маску.

— Мать-то у нее умерла, а отец неизвестно где. Ее хотели в детский дом отдавать, но я предложила, чтобы пожила у меня. Что ей в детском доме делать, она уже не ребенок. Двенадцать лет ей было. Вот с тех пор так и живем. Ничего, она девочка послушная, трудолюбивая. Учится хорошо, по дому все делает.

— Давайте ближе к делу. Опишите вчерашний день.

— Утром позавтракала, как обычно, ушла в школу. Обед — ее нет, вечер — ее нет. Я звонить Зуевым, она с их мальчиком английским занимается. Они говорят: не приходила. Я — Мокину домой, говорит, и в школе ее не было.

Пшеницын слушал сухой, надтреснутый голос Шаровой и в сотый раз осматривал комнату Нины. Стол, кровать, шкаф с одеждой. Одежды немного — два платья и спортивная форма. Над столом книжная полка: «Мастер и Маргарита», учебники, пара дамских романов. Ни записки, ни…

— Она вела дневник?

— Дневник в смысле где оценки?

— Дневник, где люди записывают свои мысли и события дня.

— Нет, кажется, не вела.

— Вы с ней вообще часто разговаривали?

— Часто. Мы всегда разговаривали.

— О чем?

— Обо всем. О погоде. О школе. О политике. Она телевизор почти не смотрела, некогда, так я ей пересказывала.

— А она вам что-нибудь рассказывала?

Тетушка задумалась.

— Говорила, что в школе много нагружают.

— А не говорила, что ей кто-нибудь угрожал?

— Окстись, милой. Кто ей может угрожать? Выдумаешь тоже.

— А дружила она с кем?

— Ой, не знаю я подружек ее.

— Вспоминайте. Может, кто приходил к ней в гости. Или она упоминала о ком-то.

— Дак с Аней Трубниковой дружила.

— Дружила? А вы откуда знаете?

— Знаю.

— Они гуляли вместе или Аня к ней в гости приходила?

— И гуляли. И Аня к ней приходила. И Нина к ней тоже ходила.

— Часто?

— Часто, чуть не каждый день! А почему вы говорите «дружила»? Вы что, думаете?..

— Ничего я не думаю, — буркнул Пшеницын. — Парень у нее был?

— Какой парень, она еще школьница!

— Не знаете вы нынешних школьниц, — сказал сквозь зубы Пшеницын, думая о своем.

— Нет, парня у нее не было. Я уверена.

Как же, уверена она. Сидит небось, уткнувшись в телевизор с утра до вечера, света белого не видит. Где уж тут увидеть, что с человеком рядом творится.

— А на трассу она не ходила?

— Зачем ей на трассу?

— Не знаю, может, продавать что-нибудь.

Старуха посмотрела на него сердито.

— Павлик, ты на что намекаешь?

— Ни на что я не намекаю. Просто выясняю, что и как.

— А ты не выясняй, а иди девочку мою ищи.

— Пойду, куда я денусь.

Только зря время потерял. Хотя нет, не зря. Нужно поговорить с Трубниковой, может, что-нибудь знает. Пшеницын посмотрел на часы, вышел из синего домика на берегу и направился к школе.

Через несколько минут после того, как он ушел, в дверь Шаровых позвонили. На пороге стоял Лупоглазый.

Павлик Пшеницын вошел в школу. Это было длинное трехэтажное здание напротив районной администрации. Сколько же лет он здесь не был? Со дня выпускного — ни разу. Он сразу учуял знакомый запах — смесь запахов краски, чистящих средств, пота, бумаги и чего-то еще. Как и не было этих пяти лет: Павлик снова почувствовал себя школьником, который опоздал на урок.

Внизу, в холле, висело расписание. Напротив стояла скамейка, на ней сидел дежурный. Его обязанностью было подавать звонки, нажимая на кнопку на стене. Дежурил бледный подросток. Не поднимая головы, он читал книгу Германа Гессе «Под колесами».

Пшеницын подошел к расписанию, несколько секунд тупо смотрел на него, потом поднялся по лестнице на второй этаж. В школе было две лестницы. Одна — рядом с входом, вторая — в другом конце здания. Существовало нелепое правило: по лестнице рядом с дверью можно только спускаться, а по дальней лестнице — только подниматься. За соблюдением этого правила на переменах следили дежурные с повязками — они стояли на каждой лестничной площадке.

Пшеницына и его одноклассников это правило дико бесило. Они то и дело шли на прорыв и старались спуститься по лестнице для подъема или подняться по той, что для спуска. Особенно это им нравилось, когда дежурили девочки из старших классов. В момент прорыва всегда можно было дать волю рукам, причем девчонкам это, кажется, тоже нравилось.

Поднявшись на второй этаж, Павлик постучался и вошел в учительскую. Когда-то этот кабинет вызывал у него священный трепет. Теперь он видел, что это просто небольшая комната с двумя столами, шкафом для методических пособий и телевизором в углу. За столом сидела молодая женщина.