Александр Молчанов - Газетчик

— Вот так, — сказал он, — лучшее лекарство.

Конечно, Зуев не был болен. Перец — это было что-то вроде алиби. Мол, я не просто пью водку один с утра, а принимаю лекарство. Конечно, это было слабое оправдание, в которое никто не поверит. Он сам не верил себе. Потому он не стал сыпать перец во вторую рюмку. И в третью.

После третьей Зуев снял куртку и медленно осел в кресло возле окна. Блаженное тепло разливалось по телу. Все заботы медленно уплывали. Все звуки и краски размылись и стали прозрачными. Мир оказался простым и понятным.

— Я Будда, — сказал Зуев, — я достиг просветления.

Какими же дураками были все мудрецы прошлого. Все их глупые книги — сплошная ложь. Человеку не нужно ничего, кроме вот этого состояния прозрачности и простоты, а его легко достичь, выпив три рюмки водки подряд без закуски.

Зуеву захотелось рассказать об этом всему миру. Если бы он был президентом, он бы разрешил своему народу выпивать столько, сколько он захочет. Водку будут выдавать в магазинах бесплатно. Нет, конечно, обязательно найдутся те, кто не знает меры, поэтому нужно будет как-то ограничивать потребление алкоголя. Например, выдавать по одной бутылке в руки. И нужно учитывать, что есть опасные производства, на которые лучше не выходить пьяным — может убить или покалечить. Там тоже надо ограничивать, скажем, наливать перед работой не больше одной рюмки. Понятно, что для этого придется создавать специальное министерство, которое будет следить за соблюдением алкогольного режима. А для того, чтобы сотрудники министерства все делали правильно, им нужно запретить бухать на работе. Гм, получается, сапожник без сапог. Зуев почувствовал, что его алкогольная утопия, только что бывшая простой и понятной, стала усложняться, разветвляться и терять главное, что в ней было заложено, — состояние всеобщего счастья и гармонии.

Зуев налил себе еще рюмку и выпил. И состояние счастья и гармонии вернулось. Но лишь на мгновение. В следующее мгновение Зуев услышал, как в туалете спустили воду.

Он нахмурился.

Вера на работе, Алексей в школе. Кто это мог быть? Зуев встал и пошел через коридор к туалету. Он открыл дверь и увидел, что свет в туалете горит. Унитаз бурчал про себя, наполняясь водой. Кто-то здесь только что действительно был. Не показалось.

— Эй, кто здесь? — спросил Зуев и удивился тому, как тихо и слабо прозвучал его голос в пустой квартире.

Он медленно пошел через коридор и заглянул в зал. Никого. Зуев приоткрыл дверь спальни. Никого. Он вернулся в зал, подошел к шкафу и открыл его. В шкафу висели в ряд куртки, пальто и шубы. Зуев отодвинул их, протянул руку и взял стоявшее в углу шкафа ружье. Наклонился и поднял патронташ с патронами. Взял один патрон и зарядил ружье. Снял с предохранителя.

С ружьем наперевес он вышел в коридор. Здесь он несколько минут прислушивался. Потом двинулся к комнате Алексея. Держа ружье наготове, он открыл дверь ногой и вошел в комнату сына.

Ситников пришел в гостиницу в восемь утра. Он зашел на кухню, сварил кофе в турке и поджарил яичницу из четырех яиц. Разлил кофе в две кружки, яичницу на сковородке аккуратно разделил ножом на две части. Половину съел прямо со сковороды, вторую половину положил на тарелку.

С тарелкой в одной руке и кружкой кофе в другой он поднялся на второй этаж. Постучал ногой в дверь седьмого номера. Ему не открыли.

Естественно.

Ситников поставил тарелку и кружку на пол, достал из кармана ключ и открыл номер. Розанов лежал в той же позе, в какой Ситников оставил его вчера. Тарелка с засохшим пюре и сосисками стояла на тумбочке. Чертов газетчик не притронулся к еде.

Ситников поставил тарелку с яичницей и кружку с кофе на стол, сел рядом с Андреем.

— Вот что, парень, — сказал он, — я не психолог и не врач. И я не знаю, что у тебя случилось и что ты пытаешься здесь кому доказать. Но меня учили так: если хозяин ставит перед тобой тарелку с едой, ты ешь и говоришь «спасибо».

Розанов не отвечал. Ситников взял его за руку.

— Я вернусь через полчаса. Если на тарелках еще что-то останется, я сломаю тебе руку. — Ситников легонько дернул Розанова за руку. — Потом уйду и вернусь еще через полчаса. Если и после этого на тарелках что-то останется, я сломаю тебе вторую руку. Потом позвоню в больницу, и дальше пусть они тебя кормят с ложки за казенный счет. Понятно?

Розанов ничего не ответил.

— Я спрашиваю — понятно? — повысил голос Ситников.

— Понятно, — глухо ответил журналист.