Полина Дашкова - Приз

Григорьев столкнулся с Рики в коридоре госпиталя.

— О, князь! Рад вас видеть! — Рики приветствовал Андрея Евгеньевича ослепительной улыбкой и нежным женским рукопожатием. — Гейни ждет вас с нетерпением.

— Как он? — спросил Григорьев. — Вы говорили с врачом?

— О, да, все отлично. Сначала я так испугался, сердечный приступ — это звучит ужасно, правда? Оказалось, никакой опасности для жизни, и даже операция не нужна. Врач сказал, еще два дня, и Генриха можно будет забрать. Он разрешил нам продолжить отдых, правда, избегать солнца и всяких излишеств. Ну, вы понимаете.

Застенчиво-кокетливая улыбка. Трепет длинных ресниц. У Григорьева зачесалась ладонь, так хотелось дать мальчику оплеуху в этот момент. Разумеется, он сдержался и произнес самым ласковым тоном, на какой только был способен.

— Рики, я вижу, вы огорчились, переволновались из-за Генриха. Вам нужны положительные эмоции.

— Да, мне как воздух нужны сейчас положительные эмоции. У меня у самого чуть не случился сердечный приступ от переживаний, — Рики прижал ладонь к груди и помахал ресницами.

— У меня для вас приятная новость, — улыбнулся Григорьев.

— О, как интересно! Я вас слушаю, князь. — Брови домиком, на щеках нежнейший румянец и легкое, как бы случайное прикосновение руки.

— Дело в том, что я здесь гощу у своего старого приятеля. Он русский, очень состоятельный человек, у него своя вилла. Так вот, он интересуется современной европейской литературой, не трэшем, а настоящей литературой, вы понимаете. В Москве у него небольшое издательство. Я рассказал ему о вашем романе, книга у меня с собой, он читает по-немецки. Ваш «Фальшивый заяц» произвел на него сильное впечатление. Он уверен, этот роман мог бы иметь большой успех в России. Он хочет с вами встретиться.

Рики сделал важное деловое лицо, слегка надул щеки.

— Конечно, я готов. Он уже успел прочитать роман?

— Как раз сейчас дочитывает. Я его за уши не могу оттянуть от вашей книги. Читает, и за обедом, и на пляже. Он, безусловно, разбирается в литературе лучше, чем я, и сказал, что ваша книга — событие. Вы писатель с огромным потенциалом, причем с международным потенциалом.

Григорьев расслабился. Он не боялся переборщить. Он уже успел заметить, что никакая лесть Рики не смущает и не кажется лестью. Юноша искренне верит в свою гениальность,

— Да, князь, ваш приятель действительно разбирается в литературе. Где же он? Мне не терпится пожать ему руку! Как его зовут?

— Всеволод.

— О, старинное русское имя. В древности, кажется, был такой князь. Всеволод Птичье гнездо.

— Большое гнездо, — поправил Григорьев, заметив про себя, что юноша неплохо знает русскую историю и в очередной раз вспомнив слова Маши о том, что иногда требуется очень много ума, чтобы выглядеть глупым.

— Он тоже князь, этот ваш приятель?

— Разумеется!

Григорьев взял Рики за локоть, развернул его и повел к выходу.

— Я провожу вас, а потом вернусь к Генриху. Мы могли бы пообедать втроем, прямо сегодня. Здесь неподалеку есть русский ресторан. Я знаю, как вы любите икру. Мой приятель ждет в сквере у госпиталя. Сейчас я вас познакомлю. Вы побеседуете, я побуду с Генрихом, а потом мы вместе поедем обедать.

Рики кивал, улыбался, прижимался к Андрею Евгеньевичу то плечом, то коленом. Надувая щеки, болтал о чистоте крови, об эстетизме древнего язычества и антиэстетизме христианства. О преодолении коллективной ментальности христианства, зарождении нового, надчеловеческого эго, свободного от всех нравственных и биологических табу.

— Ничто так не сковывает человека, как семья, взаимные обязанности детей и родителей, — рассуждал Рики, — клонирование позволит избавиться от этого древнего рабства, от фальши так называемых родственных отношений.

Григорьев подумал, что юноша уже успел принять дозу. Путь от госпитального коридора до скамеечки под старым вязом показался Андрею Евгеньевичу бесконечным. Он с ехидной радостью сдал Рики Кумарину с рук на руки, познакомил их и поспешил вернуться в госпиталь, к Рейчу.

Перед тем как войти в палату, он хотел поговорить с врачом. Коридорная сестра вызвала доктора по селекторной связи.

Доктор, аккуратный маленький толстяк, был облеплен белоснежным хрустящим халатом, как сахарной глазурью. Он любезно улыбнулся, объяснил, что у месье Рейча теперь все хорошо.

— Чем был вызван приступ? — спросил Григорьев.

— Жара. Возраст, — ответил доктор и посмотрел на часы.