Полина Дашкова - Приз

— Ой, простите. Ну не возвращаться же. Надеюсь, Сергей Павлович догадается поставить ее в воду. Вы сейчас домой?

— Нет. Дело в том, что один из этих подростков, Гриша Королев, мой сосед. Я обещал его младшему брату съездить в бывший пионерлагерь.

— Вот почему у вас с собой фотографии. Я только не поняла, этих детей ищут или нет?

— Формально — да. Практически — пока нет. Вот я съезжу туда, попробую поискать.

— Что, прямо сейчас?

— Я обещал.

— Будете вызывать группу?

— Нет. Я просто посмотрю, что там творится, если потребуется — вызову.

— То есть вы едете один? Я с вами. Можно? Саня, ну что вы так на меня смотрите? — она тихо засмеялась. — У меня все равно бессонница, обычное дело, никак не привыкну к разнице во времени. А вы очень усталый. Ехать долго. Чего доброго, заснете за рулем. Раз уж я ввязалась в это дело, мне тоже хочется выяснить, что там произошло. И вообще, я, знаете, соскучилась.

— По мне?

— По нашим с вами ночным путешествиям. Помните?

— Еще бы.

— Ну вот, я ведь вам тогда, два года назад, пригодилась? И сейчас не помешаю.

— Маша, вы серьезно хотите ехать со мной? Зачем вам это? Там еще все тлеет. Там был жуткий пожар, и всякое может случиться. А вы на каблуках, в длинной юбке.

— Это не каблуки, а танкетки. Мы на вашей машине поедем или на моей? Лучше на вашей, моя все-таки казенная, из гаража посольства, к тому же номера дипломатические.

Шофер маленькой черной «Тойоты» спал очень крепко и проснулся, только когда заработал двигатель машины Арсеньева. Он увидел, как отчаливает незнакомый темно-синий «Опель». Поскольку его интересовал черно-серый «Форд», который остался на месте, он решил, что можно спать дальше.

Как только за Лезвием закрылась дверь, Приз схватил телефон и набрал номер корреспондентки глянцевого журнала. Номер она сама внесла в записную книжку его мобильного и пометила инициалами «М.Н.». Правда, он забыл, как ее зовут, но это неважно. Она мгновенно ответила, узнала его и ничуть не удивилась такому позднему звонку.

— Надо внести несколько уточнений в текст, — сказал он.

— Я еще не сделала распечатку, — в голосе ее прозвучало легкое смущение.

— Неважно. Принесите кассеты. Мы прослушаем, и я кое-что добавлю. Другого времени у меня не будет.

— Володя, вы хотите, чтобы я приехала прямо сейчас? — она сомневалась. Она не могла поверить такому счастью.

— Ну а когда же? Я сказал — другого времени не будет.

Пока она ехала, он принял душ. Проглотил две капсулы мощного мужского биостимулятора. Постоял перед зеркалом, разглядывая ранку от содранной родинки. Погасил верхний свет во всей квартире, оставил только слабые ночники. Все это заняло пятнадцать минут, не больше. Следовало как-то убить оставшееся время. Он плюхнулся в кресло, включил телевизор. Минут десять в диком темпе скакал по каналам. Ничего интересного. Про него, про Владимира Приза, нигде — ни слова, ни намека. За этот вечер его показали всего один раз, в ток-шоу вместе с Рязанцевым. Один раз, и все. Проехали. Как будто его не существует. Как будто может существовать мир без него.

Визг и вой эстрады, мрачное кокетство политических комментаторов. Треп ночных ток-шоу. Скажите, вы сильный человек? Ну, не знаю, в чем-то да, в чем-то нет. Скажите, а зачем вы вообще живете? Как к вам и к вашей работе относятся ваши близкие? Кто вам нравится из писателей? А из политиков?

Всего на минуту Приз застрял на культурном ток-шоу. Двое ведущих допрашивали модного художника. Он шмыгал носом и шевелил ртом так, будто что-то застряло между зубами. Ведущие без конца трогали себя, волосы поправляли, таращили глаза. Приз понесся дальше, сквозь колготки, прокладки, йогурты, страсти сериалов, шутки юмористов, сквозь дрожащий туман старого кино, сквозь назойливые тени и шорохи чужого бытия. Он стал нажимать кнопки с дикой скоростью. В глазах рябило, в ушах звенело. Ну ладно, пусть резвятся, болтают, поют, пляшут, совокупляются. Он все равно среди них, незримо и неотлучно. На сегодня он главная их фишка.

— Вы поняли, тупые животные? Я ваш брэнд! Я ваша фишка! Я ваше будущее! Я! Никуда вы от меня не денетесь! — пробормотал Приз и так шарахнул кулаком по подлокотнику, что стало больно. Очень больно. До слез.

Черная тоска душила его. Он тосковал по своему колечку.

Год назад, во Франкфурте, в маленькой подвальной комнате без окон, где хранил самые ценные экспонаты своей коллекции Генрих Рейч, Вова Приз только потрогал колечко, только на ладонь положил — и сразу понял: это его вещь. Он даже не стал торговаться, когда старый жадина загнул несусветную цену за перстень Отто Штрауса.