Полина Дашкова - Питомник

Они уже вошли в метро. На эскалаторе Бородин стоял ступенькой ниже, глядел на Евгению Михайловну снизу вверх и вдруг выпалил:

— Могу я пригласить вас гости? Она быстро взглянула на часы, пробормотала:

— Ну вот, кажется, остановились. Батарейка села. Который час?

— Половина одиннадцатого, — кашлянув, ответил Бородин и почувствовал, как краснеет, — да, я понимаю, поздно, вам завтра на работу, и мне тоже.

— Конечно, завтра вставать очень рано. Спокойной ночи, Илья Никитич, звоните, если будут вопросы. Мой поезд.

Она вбежала в закрывающиеся двери, поезд уехал, Бородин стоял и смотрел, как исчезают белые огни в черном туннеле.

В ритуальном зале Митинского крематория собралось совсем немного народу. Несколько коллег с игрушечной фабрики во главе с секретаршей Наташей, соседи, бывшие понятые, старенькая учительница рисования, которую случайно удалось разыскать. Фердинанд Леопольдович Лунц успел состричь свой хилый хвостик, щетина приобрела очертания небольшой прозрачной бородки. Черный костюм с пиджаком без воротника и черная водолазка делали его похожим на миссионера какой-нибудь тихой неагрессивной секты. При последнем прощании он дольше других задержался у гроба, долго, пристально глядел в лицо покойной. Прежде чем положить букет из шести крупных нежно-розовых роз, он припал губами к мертвой руке и застыл на несколько секунд. Капитан Косицкий, подобравшийся поближе, услышал свистящий надрывный шепот:

— Все к лучшему. Лика, ты видишь, теперь ты совсем свободна. Прости меня, если можешь.

Под звуки «Реквиема» Моцарта, под тихие всхлипы Наташи и пожилой соседки, гроб медленно опустился в черноту. Дальше произошла неприятная заминка, поскольку следующая партия провожающих без приглашения стала наполнять зал. Их было много, в основном крепкие мужчины в дорогих ладных костюмах с лицами и затылками, типичными до тошноты. Косицкий успел узнать нескольких крупных криминальных авторитетов, и вдруг из образовавшейся небольшой тихой сутолоки донесся отчаянный петушиный крик:

— Куда лезете, скоты?! Подождать не можете? Вон отсюда! Ненавижу! Давайте, бейте, вы это умеете! Нелюди! Мразь!

Капитан пробрался сквозь толпу и увидел, как два хмурых братка держат под руки извивающегося Фердинанда.

— Человек не в себе, — тихо сказал Косицкий, — Федор, пойдемте, вам надо на воздух.

Братки, не обращая на капитана никакого внимания, профессионально зажимали локти маленького бледного Фердинанда и искали кого-то глазами. Капитан понял, что, прежде чем отпустить, им надо посоветоваться с руководством.

— Уроды! Нелюди! Даже здесь приходится видеть ваши рожи! — хрипел Фердинанд. — Не могли подождать со своим покойником? Не-ет, не могли! Как же это, вам, таким крутым, кого-то ждать? Мы для вас мусор, грязь, не только живые, но и мертвые!

— Ты заткнешься или нет? — вяло спросил один из братков и скорчил рот, как будто сейчас сплюнет, однако сдержался, вспомнив, где находится.

Толпа у двери расступилась, потому что вносили роскошный гроб, в котором плыло, утопая в цветах, молодое и весьма известное лицо, тридцатилетний лидер одной из крупнейших подмосковных группировок Кутиков Валерий Иванович, по прозвищу Джамп. При виде гроба Фердинанд умолк, братки чуть ослабили хватку, капитан аккуратно перехватил крикуна и осторожно, в обход, повел вон из зала. Один из братков хотел кинуться следом, но подоспевший солидный седой господин с мягким профессорским лицом сказал ему что-то, покачал головой, и браток успокоился.

В седом господине капитан Косицкий без труда узнал знаменитого предпринимателя, подозреваемого в причастности к нескольким громким заказным убийствам.

— Спасибо, — буркнул Фердинанд, когда они наконец оказались на улице, — однако не стоило беспокоиться. Я бы мог запросто справиться сам. Ну, что вы на меня так смотрите? Я, между прочим, три года занимался каратэ. Давно, в ранней юности. Но кое-что еще помню.

— Вы собирались с ними драться? — капитан едва заметно усмехнулся.

— А что? Это было бы эффектно. Впрочем, все еще впереди. Не думаю, что эти скоты все так оставят. Они найдут меня, уверен, они ничего не забывают и не прощают, — он сощурил близорукие маленькие глаза, — такое яркое солнце, такой теплый, изумительный день, но жить дальше совершенно не хочется.

— Зачем вы это сделали? — спросил капитан. — Так, — Фердинанд пожал плечами, — сигареткой не угостите, господин капитан милиции? Свои забыл.