Полина Дашкова - Питомник

— Ты чего, малыш? — ласково спросил хозяин. — Кушать хочешь? Погоди, дружок, тебе толстеть вредно. Повар сказал, ты утречком целого живого кролика слопал, так что потерпи, милый, до вечера.

Крокодил попятился боком и улегся в мутной глубине.

— Тварь, а понимает, — кивнул Пныря, и слабая улыбка тронула его губы. — Когда жрет живьем кролика или цыпленка, плачет. Слезы ручьем. Видишь, какой сострадательный?

— Разве можно разглядеть слезы в воде?

— Он на суше жрет.

— Ты что, выпускаешь его? — испугалась Варя.

— А как же! Конечно, не на ковер, он здесь мне все изгадит. Его в бассейн сливают из аквариума, а питание пускают бегать по бортику. Ну, двери, конечно, приходится запирать. Я, знаешь, люблю смотреть, как он резвится. Потом, правда, кровищи много, но там у меня английский кафель, все легко отмывается. Ну и воду, конечно, приходится менять. Он мне дорого обходится, но что поделаешь?

— Так он кроликов и цыплят живьем ест? — Варя слегка поморщилась.

— Живьем, — кивнул Пныря, — иначе ему не вкусно.

— Но он ведь может человека укусить.

— Может, а как же? На то он и хищник. Это как раз хорошо. Я на нем свою охрану дрессирую. Они его по очереди обслуживают, а я наблюдаю. — Он отпустил наконец ее руку и провел пальцем по щеке, по шее. — Значит, ты, Варюша, зла на меня не держишь? Это правильно, девочка, если не врешь, конечно. Зло нельзя в себе держать, оно растет внутри, душит и требует выхода. Я всегда по глазам вижу, когда у человека жаба в душе. У тебя глазки ясные, чистые, потому и люблю тебя как родную дочь. Ты поняла, девочка? Как родную дочь.

В ответ Варя не нашла ничего лучшего, как прижаться щекой к его руке. С губ чуть не сорвалось надрывное и робкое «Папочка!». От этого вдруг стало дико смешно. Сцена получалась в духе дешевого сериала. Она давно заметила, что вокруг вора постоянно витает этот приторный фальшивый душок.

Оставалось только зарыдать и кинуться Пныре на шею. Смех, готовый предательски вырваться наружу, оказался кстати, на глазах выступили слезы, и вор решил, что она едва сдерживает рыдания.

— Ну что ты, девочка, не надо, — хрипло прошептал он и погладил ее по вздрагивающей спине. — Все будет хорошо. Видишь, как получается, кого любишь, того и теряешь. Как я теперь сестренке в глаза посмотрю? Единственный сын.

«Племянник! — догадалась Варя. — Ну да, конечно, он рассказывал что-то про родную сестру в Воронеже… Он все хотел перетащить их в Москву, сестру с племянником, но они почему-то сопротивлялись. Он бы отлично их здесь устроил, так же, как эту многодетную Изольду, дочь своего убиенного воронежского кореша Вани. У нее семеро детей, Пныря купил ей огромный дом под Москвой…»

И тут же в памяти опять всплыла картинка, на этот раз более четкая. Залитая солнцем лужайка, эскорт машин у ворот, подростки, играющие в мяч. Три девочки. Две совершенно одинаковые красотки с прямыми светлыми волосами, рыжая тощенькая, с разбитой коленкой. Начало мая, ясный ветреный и холодный день. На лужайке вместе с девочками резвится взрослый мужчина. Белые кроссовки, белый спортивный костюм. С Зойкиными детками занимается спортом бывший чемпион России по боксу. Моментальный стоп-кадр. Правильное стандартное лицо, светлый ежик волос…

— Кого любишь, того и теряешь, — донесся до нее глухой голос Пныри, — я души в нем не чаял, баловал, верил ему, как самому себе, а он смотри что устроил, гаденыш.

— Он что, покончил с собой? — осторожно спросила она.

— Типун тебе на язык! Взорвали его. Пошел, понимаешь, по магазинам, молодой жене подарок покупать, и тут как раз бабахнуло.

— Погоди, кто-то заранее знал, когда и в каком магазине он будет?

— Заранее не заранее, но бабахнуло как раз вовремя.

— Где это произошло?

— В галерее на Пушке.

— Она большая, там магазинов много, бутики, ювелирные, парфюмерные, — задумчиво произнесла Варя, — невозможно угадать. Ведь не всю же галерею взорвали?

— Не всю. Один только магазин, там модная одежда. Бутик «Вирджиния». Генаша рядом был, в соседнем, ювелирном. Люстра грохнула, и прямо ему на голову. Как я сестре своей Гале в глаза посмотрю? Он у нее единственный сынок.

— Она уже знает? — Варя вскинула влажные блестящие глаза и затаила дыхание, чувствуя, как холодеют руки.

— Нет. Ты позвони ей, но сразу не говори. Пусть вылетает в Москву. Такие вещи нельзя по телефону. Здесь и похороним Генашу, на Новодевичьем.

— Ты хочешь, чтобы я позвонила твоей сестре? — удивилась Варя. — Но мы с ней не знакомы.