Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1

Голос Руса, но время от времени вставлялись не особо отчетливые жесткие нотки Вана. Старейшины переглянулись. «…Внизу не встретить, как ни тянись, за всю свою счастливую жизнь…».

Они подходили ближе и уже довольно ясно доносилось двухголосье: «Нет алых роз и траурных лент и не похож на монумент…».

Наставники добродушно улыбались. Разве можно ворчать на брата, умудренного лезвием тьмы. Для него сейчас все человеческое — эликсир молодости, силы.

Где Ван не помнил, крепкий голос воспитанника тверже выбирал слова, оглушая раскатистым эхом пространство близ монастыря: «Как вечным огнем, сверкает днем вершина изумрудным льдом…».

Снисходительные улыбки патриархов сменились заинтерисованными лицами. Они прислушивались. Русский преподавался в Китае после 1949 года как основной иностранный почти во всех школах.

— «…Надеемся только на крепость рук, на руки друга…».

Эти слова с особым азартом выделял Ван.

Старейшины тихо вошли в храм, стали у дверей. Монахи сидели у стен помещения и компанейски прислушивались к словам русской песни.

— «Мы рубим ступени, ни шагу назад, и от напряжения колени дрожат, и сердце готово к вершине бежать из груди…»

* * *

Несколько монахов дружно подтянули, жестко картавя непривычные для них слова.

— «…Весь мир на ладони, ты счастлив и нем…».

Песня кончилась. Ван поднял кулак.

— Как, а! Такую силу слов редко встретишь. Чувственный народ. Такое не от слабости. Понимание бытия до нервных стружек. Это ли не то, что ставит устремленного человека на пьедестал, а нацию — в первые ряды?

— Редкие слова, — подтвердил Пат. — Когда тебе по душе, ты даже на русском поешь. Трудно тебя узнать. Спроси знакомого, так он скажет: Ван в обратную сторону развиваться начал.

— Не вредно, — зашелся сиплым смешком Ван. — Зато какую песню знаю. Наши слова.

— Да, такие слова стоят того, чтобы их знал каждый, кто имеет цель.

Снова, как и четыре года назад, сидели монахи, уставившись в одну точку. Сидели, как обычно: на земляном полу, поджав под себя ног. Врассыпную, образовав большой ломаный круг.

Час уже длилась беседа. До того неторопливая, что время иногда позванивало висящими секундами оглушительной тишины.

В своих куцых, таких же сухих, как и он сам, словах высказал Патриарх удовлетворение и озабоченность прошедшим, будущим. Сейчас его интересовала дальнейшая судьба Руса.

Настоятель подтвердил сложность и двоякость сложившегося момента. Довел до сведения, что воспитанник через несколько дней покинет пределы Китая. Главная цель — обеспечение завуалированности нахождения Руса на территории метрополии — была достигнута. После некоторой заминки добавил — «от недругов».

Пат уловил слабость в последних словах, но не стал настаивать на уточнении. Все детали он уяснит в личной беседе. Для памяти пальцы аккуратно продвинули на отдельную петлю трезубец. Четки помогали держать в памяти многочисленные нюансы деловых разговоров.

Рус тяжело выслушивал отцов. Напряжение больно давило на висок. Он понимал — так надо. Но самое гнетущее, что мир, однажды распахнувшись перед ним, предстал такой ложной и отвращающей реальностью, что непросто было вновь возвращаться в него.

Трудно слова продышались сквозь парализованную мысль. Наконец он пересилил себя.

— Нет мне места в том мире. Не осилить мне мирскую суету и суть. Лишний я там, не нужный. Мир не для меня. Я путаюсь в хаосе и неприятии обычной мысли. Не по мне, где убивают из-за выгоды. Это не мир. Закуток, преисподняя для душ болтливых, бесчестных. Надо родиться там, чтобы его терпеть, осилить, выжить.

Снова позванивающая мыслью тишина. Все было до простоты ясно. Но от того и цеплялось на душе что-то неправдоподобное, нехорошее.

Молчание нарушил Дэ:

— Рус, четыре года назад вошел ты в мир не как человек, наполненный богоугодными мыслями, и не как простой мирянин. Волею рока суждено было войти тебе в гущу понятий таких сложных и противоречивых, что не просто даже человеку, живущему в том мире, сполна разобраться в вечно бурлящем бульоне человеческих отношений. Там должен был ты выбрать себя. Судьбе угодно было предоставить трудности не только физического характера, но и психологического, морального. От того, на какую ступеньку бытия ступил ты, и пошло бы твое новое исчисление дней. Наша радость, наша гордость, что ты сумел сохранить себя таким, каким был воспитан. Не убоялся угроз. Не расслабился перед пустыми довольствиями той жизни. Осталась лишь неприязнь приближения к мирскому свету. Но это не от слабости духа. Если в первый раз остался ты с миром один на один, то теперь товарищей с тобой будет больше, и будут они рядом. Запомни только как непреложное — врагов меньше тоже никогда не будет.