Лиза Уэлш - Студия пыток

– Наличных к чекам – где-то шестьдесят на сорок.

Я говорил правду: антиквариат – прежде всего наличные деньги. И не только потому, что так легче избежать налогов, хотя и это тоже. Если сложить вместе все задолженности антикваров банку, сумма будет не меньше долга стран «третьего мира». Многие дельцы скрывают свои сделки от банковского менеджера со страхом и азартом, словно школьница, надевающая под форму платье, которое ей запрещено носить. Многие любят, когда их деньги всегда рядом, под рукой. Они обвязывают их вокруг пояса, как спасательный жилет, и называют разнообразными именами: капуста, деньжата, бабки, бабочки, бабло, зелень. Носят свои деньги во внутренних карманах и в ботинках, словно в инкубаторах, греют их, надеясь, видно, что те начнут плодиться и размножаться.

– Итак, нам всего-навсего нужно сделать вот что: уменьшить в официальных бумагах финальную, аукционную цену на те товары, за которые заплачено наличными, уже после того, как их выкупят, а разницу положить в карман. К примеру, процентов двадцать. Не забудь, мы ведь еще получаем двадцать процентов комиссионных от продавца и покупателя, делим их между собой пятьдесят на пятьдесят и, по моим грубым подсчетам, сумма наберется приличная. Что скажешь? Ты за?

Она плюнула на ладонь и протянула мне руку. Я сделал тоже самое, и мы с ней скрепили нашу сделку печатью.

– Наплюй на все. – Роза засмеялась. – Давай поцелуемся!

Я проснулся среди ночи. В комнате кто-то был. Я знал это так же точно, как то, что еще жив. Я не мог шевелиться, боясь, что, если потянусь к выключателю, огромная рука схватит мое запястье железной хваткой. В тишине послышался чей-то вздох. Я вскрикнул и бросился к лампе. Загорелся свет – в комнате никого не оказалось. Я откинулся на подушках, прислушиваясь к собственному прерывистому дыханию.

Уж не знаю, чего там Роза наобещала публике: танцующих девочек, марихуану или возможность купить обломок Истинного Распятия. Но что бы то ни было, у Розы получилось. В одиннадцать часов утра аукционный дом погрузился в суету, и наше «бомжоле» могло запросто кончиться еще до начала распродажи. Утро было промозглым и темным – очередное промозглое утро такого же месяца. Небо темнело всеми цветами серого – от пепельного до угольных грозовых облаков. Зато в помещении ярко светили лампы, посетителям раздавали бесплатную выпивку, повсюду, рядом со старыми, до сих пор не проданными вещами стояли новые, самые лучшие на нашем веку. Я бродил в толпе, как сладкоголосый Иуда, пожимал руки, давал советы, улыбался так, что были видны мои два золотых дальних зуба, а про себя сомневался, стоила ли моя сделка тех сребреников, которые я должен получить – ведь ада мне все равно не миновать. У меня в руке был теплый бокал белого вина, а за подиумом еще дожидалась целая бутылка. Его вкус напоминал мочу. Моча никогда не была моим любимым напитком, но как-никак это был алкоголь. Бутылка такого зелья вполне могла бы вогнать меня в депрессию (что случалось нередко), но на этот раз мне захотелось подружиться с белым вином.

Я привык хозяйничать на подобных сборищах. Быть церемониймейстером для легиона негодяев и паразитов. Дельцов-антикваров, коллекционеров, лиц без определенных занятий, правонарушителей всех возрастов и убеждений, высокомерных и не очень. Я не тревожился за предстоящую распродажу, меня волновало то, что будет потом.

Роза выделялась в толпе; ее волосы были стянуты в узел так туго, что брови вопросительно поднялись. Профессиональным жестом, заимствованным из журнала «Антике Роудшоу», она демонстрировала вазу ручной работы какой-то парочке, с виду зажиточной, но одетой совершенно безвкусно. Роза заметила мой взгляд и подмигнула, как профессиональная актриса мюзик-холла. Я в ответ нахмурился и продолжил бродить, глядя поверх голов, из которых ни одна не была вровень с моей, за исключением нескольких ирландских парней, уже занявших позицию у задней стены в облаке сигаретного дыма.

Джимми Джеймс стоял, ссутулившись, у газового обогревателя, не обращая внимания, что кромка его пыльника уже слегка обуглилась. Он пожимал руки, принимал заявки с предложенными ценами, легко, как фокусник, опускал сложенные бумажки в карман. Но цирковой веселости: «вот она есть, а вот ее нет» – не наблюдалось. Вместо этого: «хотите – давайте, хотите – нет» – и легкий наклон головы. Никаких особых знаков внимания и благодарности. Позже он будет стоять напротив меня и мрачным кивком принимать каждую ставку. К нам пришли все. Уличные и розничные торговцы оставили своих унылых родственников замерзать в торговых палатках в эту холодную субботу.