Дин Кунц - Ночь Томаса

Остатки надежды покинули его. А без надежды нам нечем защититься от страха, который быстро превращается в ужас. И когда пучина ужаса разверзлась перед ним, я отвернулся, более не мог смотреть на его лицо.

За годы общения с призраками у меня появились основания верить, что большинству задержавшихся здесь в последующем мире будет лучше, чем в этом, если только они согласятся переступить черту, разделяющую эти миры. Они сопротивляются переходу по множеству причин, и ни одна из них не является рациональной.

Элвис любил мать так сильно и потерял ее так рано, что после смерти очень хотел покинуть этот мир и вновь оказаться рядом с ней. Но он чувствовал, что она не одобрила бы прожитую им жизнь, боялся услышать, что она скажет о его увлечении наркотиками, неразборчивости в половых связях, общей деградации, вот и болтался здесь, пока наконец не осознал, что его ждет прощение и понимание.

Те из людей, чьи добрые деяния значительно перевешивают совершенное ими зло, или те, кто не творил ничего, кроме зла, после смерти обычно в этом мире не задерживаются. А если кто-то из них все-таки задерживается, остаются не на годы, а лишь на дни или часы.

Поскольку они никогда не верили в надежду при жизни, полагаю, безнадежность осталась с ними и после смерти. Может, они уходили в темноту вечности без протеста, потому что им не хватало воображения представить себе что-либо еще.

Еще одна причина задержки, возможно, состояла в том, что после смерти им предстояло заплатить должок. И я мог представить себе сборщика этих долгов, который наверняка не знал снисхождения к тянущим с оплатой должникам.

Поведение Уиттла предполагало, что его ждало нечто худшее, чем легкий уход в мирную тьму. И когда он, увидев труп в ванне, окончательно понял, что умер, ужас его возрос многократно.

Полминуты, а то и сорок секунд прошло с того момента, как он впервые появился в дверном проеме.

Случившееся потом произошло быстро, как в той сцене со второй ведьмой, у которой в «Макбете» нет имени.

Уиттл заметался по ванной, как птичка, которая, влетев в открытое окно, не может найти путь в большой мир, к свободе.

В пьесе вторая ведьма стояла над котлом, говоря: «Палец у меня зудит…»

Отчаянно кружа по комнате, Уиттл не издавал звуков, напоминающих хлопанье крыльев, собственно, он не издавал никаких звуков. И однако у меня создалось ощущение, что я мог услышать хлопанье крыльев, если б знал, как слушать.

Входит персонаж, куда более страшный, чем Макбет.

Свет в ванной потускнел, словно в городе вдруг заработала громадная машина и в сети упало напряжение.

В полумраке тени надулись и расширились, и вновь я подумал о крыльях, которые ритмично покачивались, рассекая воздух.

Я не могу со всей определенностью утверждать, что именно я увидел, поскольку для точного толкования не хватило не только пяти обычных чувств, но тех моих способностей, которые зовутся сверхъестественными. Я никогда не видел ничего подобного… и очень надеюсь никогда больше не увидеть.

Душа Сэма Уиттла могла броситься на зеркало над раковиной, но я так не думаю. Скорее зеркало выдвинулось вперед, чтобы схватить душу Сэма Уиттла.

Далее зеркало на какой-то момент стало чем-то большим, чем зеркало. Оно не просто отделилось от стены, но вдруг свернулось цветком, превратилось во множество подвижных мембран, в которых отражались и ванная комната, и какое-то куда более фантастическое место. Мембраны эти отражали свет, как полированное серебро, и втягивали его, как черненые поверхности, а потом они обняли душу Уиттла и затащили в хаос образов, которые мелькали на вибрирующих поверхностях.

И как только душа растворилась в мембранах, мембраны эти развернулись в зеркало, а дрожь на его поверхности успокоилась, как успокаивается в пруду поверхность воды, проглотив брошенный камень. И только на мгновение из зеркала на меня глянуло лицо, не лицо Уиттла, но другое, такое отвратительное, что я вскрикнул от ужаса и отпрянул.

Существо это исчезло очень быстро, и я не могу достаточно точно его описать, так что могло показаться, будто отпрянул я от собственного отражения в зеркале.

Я чуть не упал, чтобы удержаться на ногах, протянул руку, чтобы за что-нибудь схватиться, и схватился — за ручку двери душевой кабины. Дверь открылась. Я оказался лицом к лицу с другим трупом.

Я пробыл в доме уже четыре минуты.