Джон Хоукс - Чёрная река

Улыбнувшись, Ламброзо покачал головой:

— Простите, но мне понадобится сам предмет. Если там есть драгоценные камни, я выну их и проверю, есть ли в крепеже патина.

— Все-таки дайте лист бумаги. Надеюсь, вы узнаете дизайн.

Недоверчиво глядя на Майю, Ламброзо передал ей блокнот и фломастер.

— Как пожелаете, синьорина.

Майя быстро нарисовала Арлекинскую лютню и, вырвав лист, положила его на верстак. Взглянув на овал с тремя линиями, Ламброзо медленно повернулся и внимательно пригляделся к лицу девушки, будто на оценку принесли саму Майю.

— Ах да, конечно, дизайн мне знаком. Если позволите, я расскажу об этом подробнее.

Отойдя к большому сейфу у стены, он покрутил реле, набирая шифр.

— Говорите, вы из Лондона? Ваши родители тоже из Великобритании?

— Мать из семьи сикхов, живших в Манчестере.

— А отец?

— Отец из Германии.

Ламброзо извлек из сейфа обувную коробку и, поставив ее на верстак, принялся перебирать содержимое — отсортированные по дате письма.

— О броши ничего сказать не могу. По правде говоря, я даже сомневаюсь, что она на самом деле существует. Зато могу рассказать, откуда вы сами.

Найдя нужный конверт, Ламброзо вытащил из него черно-белую фотографию и положил ее на верстак.

— Полагаю, вы — дочь Дитриха Шеллера. Во всяком случае, так звали вашего отца, пока он не стал Арлекином по имени Торн.

Майя удивилась, увидев на фотографии себя — там ей было около девяти, и она сидела рядом с отцом на скамейке в Сент-Джеймс-парке. Снимок, похоже, сделала мать.

— Откуда у вас это фото?

— Мы с вашим отцом переписывались лет сорок. Если интересно, у меня даже есть фотография, на которой вы еще совсем младенец.

— Арлекины фотографируются только для документов или поддельного паспорта. Я даже прогуливала занятия, когда у нас в школе делали групповые снимки.

— Тем не менее ваш отец сделал несколько фотографий и отправил их на хранение мне. Но скажите, Майя, где он? Я писал, и писал ему в Прагу, но все письма вернулись.

— Он мертв. Наемники Табулы нашли его и убили.

Глаза Ламброзо наполнились слезами по отцу Майи — по ее жестокому, высокомерному отцу. Громко всхлипнув, Ламброзо нашел на верстаке какую-то тряпку и высморкался.

— Я ничуть не удивлен, Дитрих вел опасную жизнь… И все-таки мне очень, очень жаль, ведь он был моим близким другом.

— Не думаю, что вы знали моего отца. У него не было друзей. Совсем. Он никого не любил, даже мою мать.

Ламброзо потрясенно замолчал, затем с грустью покачал головой.

— Как можно так говорить? Ваш отец глубоко уважал ее. После смерти вашей матери он долго не мог оправиться от горя.

— Об этом я ничего не знаю. Зато знаю другое: отец научил меня убивать, еще когда я была маленькой.

— Да, он сделал из вас Арлекина. Оправдывать его за это я не собираюсь. — Ламброзо подошел к деревянной вешалке, снял с нее пиджак и позвал: — Идемте, Майя, перекусим. Как говорят у нас в Риме: «На голодный желудок дела не делаются».

Надев пиджак и мягкую фетровую шляпу, Симон Ламброзо вышел из дома и повел Майю через гетто. Солнце уже скрылось за красными черепичными крышами, но на улице на кухонных стульях, сплетничая, сидели несколько человек. Неподалеку гоняла мяч детвора. Оказалось, Ламброзо все знают — тот приветствовал соседей, легонько касаясь широких полей шляпы.

— Сорок лет назад я водил по этим местам туристов. Тогда мы и познакомились с вашим отцом. В тот день он оказался единственным, кто пришел к дверям синагоги. Ваш отец, разумеется, не был иудеем, но он много знал о нашей вере, об истории, умел задавать умные вопросы. Мы замечательно провели время, разговаривая, даже споря, о различных теориях. Я тогда поблагодарил вашего отца за то, что смог попрактиковаться в немецком, и не взял платы.

— Этим вы его обязали.

— Да, — улыбнулся Ламброзо, — так сказал бы Арлекин. Но я вовсе не собирался обязывать Дитриха. В то время в Риме группа богатых молодых людей сформировала фашистское движение. По ночам они приходили в гетто и избивали евреев. Они поймали меня у Тибра — всего в нескольких ярдах отсюда. Пятеро на одного. И тут появился ваш отец.

— Он победил их…

— Да, но так, что поразил меня. Бился, совершенно не проявляя гнева. В нем я увидел только холодную сосредоточенную агрессию и никакого страха. Дитрих оглушил всех пятерых и сбросил бы их в реку, однако я вовремя остановил его.

— Это похоже на моего отца.

— С того дня мы стали гулять по городу и ужинать вместе. Постепенно Дитрих раскрылся, рассказал о своей жизни. Он родился в семье Арлекинов, но не хотел выбирать ту же стезю, что и его родители. Помню, он изучал историю в Свободном берлинском университете, потом решил стать художником и приехал в Рим. Он был молод, проводил этакие эксперименты с наркотиками и сексом. Это, естественно, вашему отцу было запрещено… собственно, как и заводить друзей. Друзей у него не было, даже когда он учился в Oberschule . [14] средняя школа (нем.)