Том Мартин - Обитель ночи

— Но ведь люди продолжают мечтать о свободе, об освобождении страны и возвращении далай-ламы?

— Нет. Я не знаю никого, кто бы мечтал об этом.

Гун помедлил и задержал взгляд на золотых ступах маячившего вдали дворца Потала.

— Может, карма у нас такая. Мне доводилось слышать от монахов, что китайцы захватили Тибет, потому что тибетцы заслуживали наказания. Мы слишком отдалились от буддизма, погрязли в коррупции, ламы зажрались… Сами навлекли несчастье на свои головы. А еще люди говорят, что это часть божественного замысла. Захватив Тибет и уничтожив нашу родину, китайцы вынудили нас к изгнанию, и таким образом мы несем свет буддизма всему миру.

Джек Адамс слушал его с раздраженным лицом и наконец перебил:

— А знаешь, кого напоминают мне эти бредни? Евреев, утверждающих, будто холокост был неизбежным злом. Якобы их убивали, потому что они слишком отдалились от закона Торы, а нацисты исполняли волю Божью. Якобы евреев вынудили уйти с насиженных мест в Восточной Европе, чтобы возродить Землю обетованную в Израиле… Мне не нравятся аргументы, оправдывающие массовую резню и уничтожение во имя Божьей воли, или кармы, или как угодно назовите.

Гун взглянул на двух иностранцев и слабо улыбнулся.

— Вряд ли вы можете винить нас за то, что мы пытаемся найти причину разрушения нашей души, которое началось в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Мы хотим понять, почему это произошло. Иначе жизнь кажется угнетающей.

Он пожал плечами. Джек хлопнул его по плечу:

— Рано о Тибете говорить в прошедшем времени, Гун. До этого пока далеко. Пойдем поймаем такси.

Полковник Жень замедлил шаг и в сотый раз за последний час вытер лоб. Струи бесконечного дождя и пота текли по его лицу, разъедая глаза. Рядом остановился Дорджен Трунгпа в промокшем насквозь оранжевом одеянии, по-прежнему не выказывая ни единого признака усталости. Следом за ними по лесу редкой цепочкой брели солдаты, и их вереница постепенно растягивалась по мере того, как они теряли силы, измученные скоростью и сложностью подъема, падали и отставали. Ни один из них не был обучен марш-броскам в таких условиях. Большинство были даже не из крестьянских семей — вчерашние мальчишки из больших городов вроде Чэнду и Чунцина, зеленые новобранцы, впервые попавшие в джунгли, неумелые, напуганные и не способные ориентироваться в лесу.

Над самой головой полковника раздался пронзительный крик попугая ары, заставив его вздрогнуть.

— Мы не сбились с пути? — шепотом спросил он у монаха.

Дорджен Трунгпа не вымолвил ни слова еще с того момента, когда они покинули монастырь и начали прокладывать путь сквозь плотные заросли. Полковник Жень вгляделся в невозмутимое лицо монаха — может, парень передумал? Решил отвести их не к пещерам, а ввязаться в сумасбродную погоню за недостижимым? У полковника Женя была карта, но ведь монах обещал помочь, показать кратчайший путь.

— Я чувствую… — хрипло прошептал Трунгпа. — Боюсь, в лесу что-то не так.

У полковника Женя перехватило дыхание. Он недооценил джунгли. Эта местность оказалась сложнее, чем предполагалось, и даже монахи, знавшие ее досконально, боялись удаляться от гомпы Литанг.

— В чем дело?

В ответ Дорджен Трунгпа лишь приложил палец к губам и нахмурился. С того самого момента, как полковник Жень сообщил ему о намерении преследовать лам в джунглях, молодой монах не переставал что-то мрачно бормотать о хранителях леса. От объяснений тибетец отказался, однако каждый раз, когда он упоминал о хранителях, на его лицо ложилась тень.

Только сейчас полковник обратил внимание, что в лесу стало необычайно тихо. Он стал оборачиваться, очень медленно, до боли в глазах всматриваясь в заросли, пытаясь разглядеть что-либо необычное в безбрежном зеленом море. Его не покидало ощущение, что в лесу кто-то есть, кто-то крадется за ними, окружает, сжимает кольцо. Полковник снял с плеча винтовку и резко поднял ее над головой, давая знак идущему за ним сделать то же самое. Команда пролетела далее по цепочке солдат. Не таясь, с шумом, они вскинули винтовки и приготовились открыть огонь. Жень разглядел лица нескольких солдат: выражение страшной усталости сменилось страхом и тревожным ожиданием. Внезапно вверху раздался свистящий звук, словно ветер пролетел над пологом леса. Вслед за этим стоявший ниже по тропе солдат уронил оружие и в ужасе закричал:

— Мигу! Это мигу!

Охваченные паникой солдаты, пригибаясь к земле, кинулись с тропы в подлесок. Жень закричал на них, приказывая оставаться на местах, и тут заметил, что Дорджен Трунгпа содрогнулся от боли. Глаза монаха неестественно расширились, худая рука взметнулась к шее. Он сделал неловкий шаг, словно споткнулся, и повалился вперед. Полковник Жень бросил винтовку и подхватил монаха. Тело юноши обмякло, глаза закатились под веки, голова свесилась набок на страшно выгнувшейся шее. Дальнейшее происходило как в тумане. Полковник успел заметить маленький оперенный дротик, торчавший из шеи монаха, а затем почувствовал, как что-то пролетело буквально на волосок от его правого уха, а через секунду — от подбородка. Духовая трубка! Он бросился на землю и откатился от упавшего тела монаха. Солдаты открыли беспорядочную стрельбу, их пули летели в густые заросли джунглей. Полковник вскочил на ноги и мельком увидел что-то или кого-то — искаженное свирепой яростью лицо, летящее прямо на него, с занесенным для удара каменным топором.