— Лейтенант, мне нужны данные на этого парня — не находится ли он в списках разыскиваемых. И побыстрее. Его зовут Ромео Здерко.
— Кого?
— Приятеля Шона Макбрайда.
— Что? Баррис, ты не можешь заниматься этим делом.
— На этот раз у меня настоящие доказательства.
— Шеф надерет тебе задницу. И уволит.
Баррис оставался тверд.
— Этот парень, этот Здерко, выслеживает Ботрайтов. Он достал карту Брунсвика и поставил маленькие звездочки всюду, где живут Ботрайты.
Пауза. Лейтенант пытался осознать сказанное.
— Что ты имеешь в виду, говоря о звездочках? — сказал он.
— Слишком долго объяснять. Дело в том, что он пристреливается к Ботрайтам. Сообщите мне данные на него. Пожалуйста.
— Где ты нашел эту карту?
— В трейлере, где он бывал.
— У тебя был ордер на обыск?
— В нем не было необходимости. Его подружка дала ее мне.
— Ага. — Вздох. — Отлично.
Лейтенант тянул слова так медленно, что Баррису показалось, будто он перебирает весь алфавит. Затем он сказал:
— Баррис… эта карта… ты считаешь, что она представляет неминуемую угрозу?
— Если этот парень никогда не встречался с Ботрайтами, зачем ему карта с их домами?
— Верно. Ты прихватил ее?
— Как мы и говорили. Но мы не можем ждать, лейтенант. Нам немедленно нужны данные на этого парня. И кто-то должен взять под контроль Шона Макбрайда, потому что за всей этой историей кроется именно он.
— Не может ли все это подождать, пока шеф вернется с ленча?
— Ради бога! Джимми! Сделай одолжение! Последнее одолжение! Достань мне эти гребаные данные.
Он годами не называл его Джимми — во всяком случае, после своего снятия с должности. В трубке слышался лишь слабый шорох статического электричества.
Наконец:
— Ладно, Баррис. Я их получу.
— Спасибо.
— Хотя сам могу спалиться, черт возьми.
ШОН выскочил из катера, едва только тот коснулся причала лонсдейлской пристани, затем повернулся и помог Таре. Всех остальных они оставили сзади и быстро, почти бегом, двинулись по изящному изгибу подъездной дорожки туда, где стоял «либерти».
— Залезай, — сказал он. — Поведешь машину.
Она устроилась за баранкой и включила двигатель. Когда они повернули на Си-Айленд-Роуд, Тара спросила:
— А теперь куда?
— Обратно в Брунсвик. Там я скажу тебе, куда ехать дальше. Я знаю, кого он хочет убить первым.
— Сколько у нас времени?
— Сколько мы потратили? Примерно десять минут? Значит, у нас есть еще десять.
— Я не смогу доехать до Брунсвика за десять минут!
— Гони быстрее.
— Так кого он хочет убить первым?
— Скажу, когда мы подъедем.
— А ты не можешь позвонить ему по моему телефону?
— Я не знаю его номера, — признался он. — Просто нажимал 7.
— Ты не учитывал такую возможность?
— Какую? Что твой братец психанет и выбросит мой телефон в эту долбаную воду? И теперь мне приходится разбираться с целым миром, который обрушился на меня? Нет, Тара, этого я не учитывал.
Он задумался. «Почему ты не выходишь у меня из головы? Мы хотим лишь Божьей милости и ясного света, а не всех этих гребаных вопросов. Кто послал тебя уничтожить мечту? Кого ты представляешь? Я больше не могу это выносить!»
Теперь они были на шоссе. Она попыталась смягчиться:
— Так скажи мне, куда он отправится первым делом?
— Когда мы приблизимся.
— Но я могу позвонить и предупредить их.
— Тем самым ты выдашь меня.
— Это же не Нелл? Не она первая?
— Скоро узнаешь.
— Ради бога, скажи мне только одно. Это Нелл?
— Гони так быстро, как только можешь.
РОМЕО ехал по Индиан-Моунд-Роуд к Шелби и Мириам. У него оставалось еще несколько минут перед тем, как он начнет убивать эту семью, но он должен успеть на место и быть в готовности. Это будет нетрудно. «Дети, Маккензи и Бенджамин, в библейском лагере. То есть я смогу легко войти в дом. Как только Шелби увидит меня, он обязательно отпустит какую-нибудь пакость, и мне останется только действовать».
Он остановился напротив дома на другой стороне улицы. Оказывается, дети не поехали в библейский лагерь. Они играли в бадминтон на лужайке. Ромео был расстроен и напуган. Но затем он сказал себе: «Ты же солдат. А хороший солдат говорит — к такой-то матери всех детей».
Но девочка Маккензи приостановилась на секунду и уставилась прямо на него. Похоже, она вспомнила его и помахала ему. Он помахал в ответ.
Он уставился в колени. Но вспомнил, что Шон говорил ему в ту ночь Персеид: «Ты смотришь на эти гребаные звезды, которым исполнился миллиард лет, — и кто считается с каким-то дерьмом? Но ручаюсь, что одна вещь существует. У нас, между нами двоими. Это дружба. Она будет длиться. В любой форме. Потому что это — единственная стоящая вещь в этой вонючей истории.
Читать дальше