Аллан Фолсом - День исповеди

Беда состояла в том, что он, по его собственному глубокому убеждению, стал психически больным. Поначалу он решил, что просто теряет контроль над собой. Ведь начинал он как самый искренний революционер, в 1976-м, будучи восторженным подростком, пробрался из Эквадора в Чили и там получил из рук Валера винтовку, чтобы отомстить солдатам фашиста-диктатора Аугусто Пиночета за кровавую расправу со студентами-марксистами. Потом был чрезвычайно идеологизированный период, когда он жил в Лондоне с семьей матери и учился в весьма престижной школе, по окончании которой отправился изучать политику и историю в Оксфорд. Там у него очень скоро состоялось тайное знакомство с лондонским резидентом КГБ, и последовало предложение переправить его в Москву для обучения на советского агента. Но по дороге в СССР он задержался в Париже. Тогда-то и случилась эта история с французскими полицейскими, после которой на него обрушилась всемирная слава.

Но в последние месяцы он стал замечать за собой, что его действиями руководят не идеологические установки, что его влечет не революция как таковая, но скорее террор или, если уточнить, сам процесс убийства. Убийства доставляли ему не просто удовольствие — приносили сексуальное возбуждение. И вскоре вытеснили из его потребностей стремление к половой жизни. И с каждым разом — как бы ему ни хотелось отрицать это — эмоции, которые он испытывал, убивая, становились сильнее и острее.

Словно он выбирал себе любовницу, выслеживал ее, а потом расправлялся с ней самым изощренным способом, какой только приходил ему на ум в этот момент.

Это было отвратительно. Он ненавидел свое состояние. Сама мысль о нем приводила его в ужас. И в то же самое время он радовался ему. И непрерывно отгонял от себя осознание того, что душевно болен. Ему больше нравилось думать, что он попросту устал или, что казалось ему ближе к истине, столкнулся с теми проблемами, с которыми встречается любой человек, достигший средних лет. Но сам-то он знал, что это неправда и что с ним что-то серьезно не так, поскольку делался все более неуравновешенным, как будто одна часть его существа намного пересиливала другую. Положение усугублялось еще и тем, что на свете не было ни одной живой души, с кем он мог бы поговорить начистоту, без опасения, что его схватят, или предадут, или навредят каким-нибудь еще способом.

К действительности его вернул негромкий щебет телефона, лежавшего на столе прямо под рукой. Быстрым движением он схватил его.

— Oui, — сказал он по-французски, а потом лишь слушал, кивая в ответ на слова находящегося вдали собеседника.

Эта была та самая новость, которую он ждал, вернее, даже две новости. Первая состояла в том, что потенциальная проблема, которая могла бы возникнуть в США, благополучно предотвращена — если даже Гарри Аддисон намеренно или случайно сообщил какую-то опасную информацию Байрону Уиллису, об этом уже можно было не думать. Этого человека больше не существовало.

Узнать вторую новость оказалось труднее, поскольку пришлось звонить по множеству телефонов. Так что на достижение результата потребовалось куда больше времени, чем они рассчитывали.

— Да, — сказал он, заканчивая разговор. — Значит, Пескара… Я немедленно выезжаю.

— А вот горячий чай, — сказал Геркулес. — Глотать можешь?

— Да, — кивнул Гарри.

— Держи двумя руками.

Геркулес протянул Гарри кружку и даже помог взять ее — самому Гарри с туго забинтованной рукой это было бы не просто сделать.

Гарри отхлебнул и поморщился.

— Кошмар, да? Чай по-цыгански. Крепкий до горечи. Но ты все равно пей. Он поможет тебе набраться сил и вернуть зрение.

Гарри нерешительно посмотрел на кружку, а потом все же выхлебал ее содержимое в несколько больших глотков, стараясь не обращать внимания на вкус. Пока он пил, Геркулес внимательно рассматривал его, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, как художник, готовящийся взяться за портрет. Когда кружка опустела, Геркулес забрал ее.

— Ты — вовсе не ты.

— То есть?

— Ты не отец Дэниел, а его брат.

Гарри непроизвольно вскинул руку, словно пытался заслониться локтем.

— Откуда ты знаешь?

— Во-первых, понял по фотографии в паспорте. А во-вторых, потому что тебя ищет полиция.

Гарри оторопело уставился на него.

— Полиция?

— Да, по радио передавали. Тебя ловят за убийство, только не за то, за которое ловят твоего брата. Кардинал-викарий — это, конечно, не шутки. Но и твоя история тоже ничего себе.