Тесс Герритсен - Сад костей

— Я нашел еще одно письмо.

1830 год

Над анатомической залой плотной мутной завесой поднималось облако сигарного дыма — приятный аромат табака маскировал трупный смрад. На столе, где работал Норрис, лежало тело с надрезанной грудной клеткой, иссеченные сердце и легкие зловонной кучей покоились в ведре. Даже в стылом помещении процесс разложения не замедлялся, когда трупы прибыли из штата Нью-Йорк, он уже был в самом разгаре. Два дня назад Норрис наблюдал за разгрузкой четырнадцати бочек, в которых хлюпал солевой раствор.

— Я слышал, теперь их приходится добывать в НьюЙорке, — заметил Венделл. Группа из четырех студентов, в которую он входил, уже вскрыла брюшную полость, и теперь они по очереди запускали голые руки в ледяную гущу кишок.

— В Бостоне бедняки мрут редко, — отозвался Эдвард. — Мы нянчимся с ними, и они становятся чертовски здоровыми. А когда умирают, к ним не подобраться. В Нью-Йорке же можно просто выкопать тела из нищенской могилы, никто ни о чем и не спросит:

— Не может такого быть, — поразился Чарлз.

— Там две ямы для захоронений. Вторая яма — для отбросов, то есть для трупов, которые никто не станет искать. -

Эдвард взглянул на тело, с которым они работали, годы тяжелой жизни оставили на лице седого покойника морщины и шрамы. Его левая рука, некогда сломанная, срослась неправильно. — Могу сказать, что этого наверняка достали из второй ямы. Какой-то ирландский старикашка, вам не кажется?

Их наставник, доктор Сьюэлл, прохаживался взад-вперед по зале между столами, возле которых работали молодые люди — по четыре на каждый труп.

— Я требую, чтобы сегодня вы закончили удаление всех внутренних органов, — вразумлял доктор. — Они быстро портятся. Если передержать их, даже те из вас, что считают себя выносливыми, не смогут вытерпеть смрада.

Курите сколько угодно сигар, пейте виски без конца, но даю гарантию — запах кишок после семидневного разложения сразит даже самых сильных из вас.

А самый слабый уже под угрозой, подумал Норрис, взглянув на Чарлза, который стоял по другую сторону стола, он в ужасе затягивался сигарой, его лицо тонуло в дыму.

— Вы уже видели все органы in situ [2] In situ (лат.) — на месте. и рассмотрели тайные шестеренки этой чудесной машинерии, — продолжал Сьюэлл. — В этой зале, джентльмены, мы проливаем свет на тайну жизни. Вы разбираете на части шедевр Господа Бога, исследуете его мастерство, разглядываете части, расположенные в надлежащих местах, и видите, насколько каждая из них важна для всего механизма в целом.

Поравнявшись с Норрисом, Сьюэлл остановился возле его стола и принялся разглядывать органы, которые лежали в ведре, вынимая их по очереди голыми руками.

— Кто из вас удалял сердце и легкие? — осведомился он.

— Я, сэр, — ответил Норрис.

— Отличная работа. Лучшая из всего того, что я здесь видел. — Сьюэлл поднял взгляд. — Я так понимаю, вам уже приходилось это делать.

— На ферме, сэр.

— Овцы?

— И свиньи.

— Могу сказать, что вы овладели анатомическим ножом. — Сьюэлл перевел взгляд на Чарлза. — А у вас, господин

Лакауэй, руки по-прежнему чистые.

— Я… я подумал, будет лучше, если я позволю начать другим.

— Начать? Да они уже закончили с грудной клеткой и взялись за брюшную полость. — Он взглянул на покойника и поморщился. — Судя по запаху, он скоро испортится. Господин Лакауэй, труп сгниет раньше, чем вы возьметесь за нож. Чего же вы ждете? Испачкайте руки наконец.

— Да, сэр.

Когда доктор Сьюэлл вышел из залы, Чарлз неохотно потянулся к ножу. Поглядев на преждевременно загнивший труп ирландца, Чарлз словно окаменел, его нож застыл над кишечником покойника. Пока юноша собирался с силами, кусок легкого перелетел через стол и врезался ему прямо в грудь. Он взвизгнул и отскочил, в ужасе смахивая с себя кровавую массу.

Эдвард рассмеялся.

— Ты же слышал, что сказал доктор Сьюэлл. Испачкай руки!

— Эдвард, я тебя умоляю!

— Видел бы ты свое лицо, Чарли! Можно подумать, что я бросил в тебя скорпиона.

В отсутствие доктора Сьюэлла студенты принялись шуметь. По рядам пошла фляжка с виски. Группка у соседнего стола, усадив и подперев своего покойника, всунула ему в рот зажженную сигару. Окутывая невидящие глаза трупа, дым завитками пополз вверх.

— Это отвратительно, — возмутился Чарлз. — Я не могу. — Он опустил нож. — Я никогда в жизни не хотел быть доктором!

— И когда ты собираешься поведать об этом своему дядюшке? — осведомился Эдвард.