Тесс Герритсен - Сад костей

— Так было не всегда. Не хочу, чтобы ты думала, будто мое детство было мрачным. Случались и хорошие дни.

— А когда все переменилось? После того как ушла твоя матушка?

— Да, после этого все пошло иначе.

— Как же так получилось? Это ужасно, когда тебя оставляют. Тяжело, когда кто-то близкий уходит в мир иной.

Но если кто-то покидает тебя по собственной воле… — Она осеклась. Глубоко вздохнув, Роза взглянула вниз, на загон. — Мне всегда нравился запах хлева. Все его оттенки — и животные, и сено, и зловония. Хороший, простой запах, вот что я скажу.

Он посмотрел во тьму, туда, где наконец-то переставшие копаться в сене свиньи сбились в кучку и, тихонько похрюкивая, приготовились ко сну.

— А кто оставил тебя, Роза? — спросил Норрис.

— Никто.

— Ты говорила о том, что тебя покидали.

— Я сама так поступила, — тяжело сглотнув, призналась она. — Это я оставила близкого человека. Какой же я была дурехой! Арния отправилась в Америку, а я поехала следом, потому что мне очень хотелось стать взрослой.

Очень хотелось увидеть мир. — Девушка печально вздохнула и со слезами в голосе добавила: — Думаю, я разбила сердце своей матушке.

Спрашивать ни о чем не понадобилось: скорбно склоненная голова девушки говорила о том, что ее матери уже нет в живых. Выпрямившись, Роза решительно заявила:

— Я больше никогда никого не покину. Никогда.

— Норрис потянулся к ней и взял девушку за руку, которая стала теперь такой знакомой. Ему вдруг показалось, что они всегда вот так держались за руки, всегда делились тайнами в сумраке этого хлева.

— Я понимаю, почему твой отец суров, — проговорила Роза. — Он имеет право быть таким.

Спустя несколько часов после того, как Роза с Мегги ушли спать, Норрис и Айзек сидели за кухонным столом, между ними горела лампа. Норрис едва притронулся к бутылке с яблочным бренди, зато фермер весь вечер налегал на этот напиток, юноша никогда не видел, чтобы отец столько пил. Плеснув себе еще немного бренди,

Айзек нетвердой рукой заткнул бутыль пробкой.

— Так кто она тебе? — спросил отец, его затуманенные глаза смотрели на сына поверх стакана.

— Я же сказал вам — она мой друг.

— Девчонка? Ты что, маменькин сынок? Не можешь найти нормальных друзей, как другие мужчины?

— Чем она вам не угодила? Тем, что девица? Тем, что ирландка?

— Она обрюхаченная?

Норрис потрясенно взглянул на отца. «Это все бренди, — решил он. — Отец не может так думать».

— Ха! Ты о том и не ведаешь, — заметил Айзек.

— Вы не вправе говорить о ней такое. Вы ее совсем не знаете.

— А ты сам-то хорошо ее знаешь?

— Я до нее не дотрагивался, если вы спрашиваете об этом.

— Это вовсе не означает, что ее до тебя никто не обрюхатил. К тому же у нее уже есть ребенок! Взять ее к себе — значит взвалить на себя обязанности другого мужчины.

— Я надеялся, что она станет желанной гостьей. Надеялся, что вы сможете принять ее и, быть может, даже полюбить. Она очень трудолюбивая, а такого доброго сердца я сроду не встречал. Без сомнения, она заслуживает лучшего приема, чем тот, что вы ей оказали.

— Сынок, я просто пекусь о твоем благополучии. О твоем счастье. Ты хочешь растить чужого ребенка?

Норрис резко поднялся.

— Доброй ночи, отец, — сказал он и собрался выйти из кухни.

— Я хочу уберечь тебя от боли, которую испытал сам. Норрис, они станут обманывать тебя. Они непомерно лживы, но ты узнаешь об этом не сразу, а лишь когда будет слишком поздно.

Норрис остановился и, внезапно поняв смысл отцовских слов, обернулся.

— Вы говорите о матушке.

— Я старался сделать ее счастливой. — Быстро проглотив остаток бренди, отец с грохотом опустил стакан на стол. — Старался как мог.

— Что ж, я никогда не замечал этого.

— Дети ничего не видят, ничего не понимают. Много чего о своей матери ты уже не узнаешь никогда.

— Почему она оставила вас?

— Она ведь и тебя оставила.

Против этой горькой правды Норрису было нечего возразить. «Да, она покинула меня, — мысленно подтвердил он. — И я никогда этого не пойму». Внезапно обессилев, Норрис вернулся на свое место за столом. И увидел, что отец снова наполняет стакан.

— Чего же я не знаю о матушке? — спросил юноша.

— Того, о чем я сам должен был знать. Того, о чем я и должен был задуматься. С чего вдруг девица вроде нее решилась выйти за такого, как я? О, не такой уж я глупец. Я достаточно долго прожил на ферме и знаю, сколько нужно свиноматке, чтобы… — Он запнулся и опустил голову. — Не думаю, что она хоть когда-нибудь любила меня.