Деон Мейер - Остаться в живых

— Где мне найти Арендсе?

— Аллисон, с такими, как Арендсе, связываться опасно.

— Ник…

— Я выясню.

— Спасибо.

— У меня еще кое-что…

— Не сейчас!

— Я не про нас с тобой.

— А про что?

— Пришло указание от министра. Предпринимать самые решительные меры, если выяснится, что кто-то из наших сливает информацию о Мпайипели СМИ. Мы обязаны оказывать всемерное содействие коллегам из разведки. В Северной Капской провинции наших перевели на усиленный режим работы.

— Значит, тебе не полагалось говорить мне то, что ты сказал.

— Да.

— Спасибо!

— Аллисон, я хочу тебя видеть.

— Пока, Ник.

— Ну, пожалуйста!

— Ник…

— Всего один раз!

И она смягчилась:

— Ну, не знаю. Возможно.

— Сегодня?

— Нет.

— А когда?

— Давай встретимся в выходные. Выпьем где-нибудь кофейку.

— Спасибо! — Он так искренне обрадовался, что ей стало стыдно.

Прошло пятнадцать лет с той ужасной ночи, которую Мириам Нзулулвази провела в полицейском участке на Каледон-сквер, но страх, который она тогда испытала, накрыл ее волной здесь, в комнате для допросов. Она вцепилась руками в подлокотники, уставясь невидящим взглядом в стену. Она помнила: тогда, в камере, одна женщина все кричала, кричала — ее крики проникали в самую душу. Причитания были нескончаемыми. Краснолицый полицейский отпер дверь камеры, протолкался через потные тела к кричащей женщине и занес свою дубинку над ее головой…

Тогда Мириам было семнадцать. Она возвращалась домой, в деревянную хижину в перенаселенном пригороде Кайелитша, неся в сумочке недельную зарплату. Она направлялась к автобусу, когда дорогу ей преградила толпа демонстрантов. Бурлящая толпа, масса, похожая на беременного питона, клубилась вокруг ратуши, размахивая знаменами, свистя, распевая песни и выкрикивая лозунги. Кажется, то была демонстрация протеста против низкой зарплаты в швейной промышленности. Толпа всосала ее в себя. И вдруг набежала полиция. Слезоточивый газ, водометы… Началась паника, люди бросились врассыпную.

Ее затолкали в большой желтый фургон вместе с участниками демонстрации, привезли в тюрьму. Камеры были переполнены, даже сесть и то было невозможно. И та женщина все кричала, причитала — что-то о ребенке, кажется, дома ее ждал больной ребенок. Краснолицый белый занес дубинку над ее головой. Рука его опустилась — раз, другой, третий… Мириам охватил ужас — она протиснулась к решетке, просунула руки сквозь прутья и увидела других полицейских. Они тоже кричали; лица у них были дикие. Кто-то оттолкнул ее назад. Крики женщины резко оборвались…

Сейчас страх вернулся. Снова замкнутое пространство, запертая дверь. Ее снова арестовали без всякого повода, без вины. Она вскочила, когда открылась дверь. Вошла белая женщина, села напротив.

— Как мне убедить вас в том, что мы хотим помочь Тобеле? — Янина Менц нарочно назвала мужа женщины по имени.

— Вы не имеете права держать меня здесь! — крикнула Мириам, сопротивляясь страху.

— Мэм, те, кто его используют, плохие люди. Его подвергают ненужной опасности. Ему солгали, его запутали.

— Я вам не верю. Он был другом Тобелы.

— Был. Много лет назад. А сейчас он переметнулся. Он хочет всех нас продать. Продать нашу страну. Он хочет причинить нам вред и использует Тобелу.

По лицу Мириам Янина поняла, что та колеблется; надо еще нажать.

— Мы знаем, что Тобела хороший человек. Мы знаем, что он был героем Борьбы. Мы знаем, что он ни за что не согласился бы участвовать, если бы знал, в чем дело. Мы все можем решить и вернуть его домой, но нам нужна ваша помощь.

— Моя помощь?

— Вы общались с журналистами…

— Она тоже хотела помочь. Она тоже была на стороне Тобелы.

— Мэм, они просто манипулировали вами.

— А вы?

— Ну подумайте сами: каким образом журналисты могут вернуть Тобелу домой? Вот мы на это способны. С вашей помощью.

— Я ничего не могу сделать.

— Вы ждете звонка от Тобелы?

— Почему вы спрашиваете?

— Если бы мы хотя бы могли кое-что ему передать…

Мириам пристально посмотрела на Янину: на ее глаза, губы, руки.

— Я вам не верю.

Янина вздохнула:

— Потому что я белая?

— Да. Потому что вы белая.

Капитану Тигру Мазибуко не спалось. Он ворочался на раскладушке. В Кимберли было тепло и сыро — не слишком жарко, но все же жарко. Влажность была высокая, а комната недостаточно проветривалась.

Из-за чего он испытывает такую ненависть к Мпайипели?

Этот человек участвовал в Борьбе. И он не продал своих товарищей.