Попрощавшись, он положил трубку и повернулся к Эми.
— Сэнди сегодня нет. Сказалась больной.
— Что это значит?
— Только она может ответить на этот вопрос. — Гиббз взглянул на часы. — У нас есть время съездить к ней, если хотите.
— Может, лучше сначала позвонить?
— Не думаю. Предполагаю, что, раз она не пошла в салон и осталась дома, да еще в такой день, это значит, что она не хочет ни с кем разговаривать.
— Если она не хочет разговаривать с людьми, которых знает, то наверняка не горит желанием встретиться с издателем местной газеты и совершенно незнакомым человеком в придачу.
— Поэтому я и не буду ее предупреждать.
— Вы говорите так, словно и впрямь думаете, что она может быть подозреваемой.
Гиббз сделал неопределенный жест.
— Пока у нас нет оснований обвинять ее в убийствах. Но если ваше предположение верно и в деле действительно замешана ревность, то, возможно, Сэнди все же причастна к случившемуся.
Эми нахмурилась.
— Но разве она не могла и в самом деле заболеть? И даже если это и не так, не исключено, что она просто откажется разговаривать со мной.
— Хотите пари? Любой человек, работающий в этом салоне красоты, знает о происходящем в городе гораздо больше, чем я. Полагаю, вы были там главной темой разговоров, пока не стало известно о вчерашних событиях. Не беспокойтесь, она вас примет, хотя бы из любопытства.
Не желая терять время, Гиббз повлек ее к выходу, но Эми вспомнила о том, что не выключила плитку. Когда они подошли к машине, она покачала головой.
— По-моему, любопытство разбирает прежде всего вас.
— Может, и так. Но без него газету не сделаешь.
— Понимаю.
Гиббз завел машину, и Эми возвысила голос, чтобы ее было слышно сквозь шум мотора:
— Вы рыбак, а я — наживка.
— Хорошее сочетание. Посмотрим, что поймаем.
Когда они тронулись с места, Эми обратила внимание, что ряды домов с обеих сторон дороги постепенно редеют.
— Нам далеко? — спросила она.
— Сэнди живет в десяти милях от города. Ближе к дому Бейтса, чем к городу.
— А Дик Рено?
— Он приобрел старый дом Мюррея, тремя милями дальше. По эту сторону болота. — Гиббз искоса глянул на нее. — Вы ведь знаете про болото, да? То, в котором Норман прятал тела своих жертв.
Эми кивнула и сразу отогнала от себя эту мысль, вновь обратив свое внимание на дорогу. Слева и справа раскинулись холмы, увенчанные соснами, устремленными в безоблачное синее небо.
— Красиво тут у вас, — сказала она.
Гиббз пожал плечами.
— Ну, раз вы способны воспринимать красоту, тогда, полагаю, все в порядке.
Эми улыбнулась, потом посерьезнела.
— Могу я спросить вас кое о чем?
— Спрашивайте.
— Вы действительно такой циник или это своего рода игра?
— И то и другое. — Говоря, он старался избегать ее взгляда и смотрел на бежавшую впереди дорогу. — Думаю, наш друг Стейнер назвал бы это защитным механизмом. Леонкавалло мог бы взять меня на роль Паяца. [56] Леонкавалло мог бы взять меня на роль Паяца. — Имеется в виду роль Канио в знаменитой опере «Паяцы» (1892) итальянского композитора Руджеро Леонкавалло (1857–1919).
— Это все видимая сторона медали. А что за этим?
— Думаю, зависть. — Он не сводил глаз с дороги. — Завидую таким людям, как вы.
— Почему мне? — Эми помолчала. — Потому что я написала книгу?
— Отчасти. Главное, вы написали то, что хотели написать, то, во что вы верите. Теперь напишете другую книгу, возможно, много других. А я, уже став стариком с длинной седой бородой и короткой дырявой памятью, по-прежнему буду писать о воскресных школьных пикниках и университетском баскетболе для местной газеты.
— А вас что, какой-то закон приговаривает оставаться здесь?
Гиббз кивнул.
— Закон рынка, гласящий, что найдется не слишком много людей, которым захочется купить провинциальный еженедельник с небольшим тиражом. И закон природы, который напоминает мне, что и сам я когда-нибудь выйду в тираж, — мне не хватает энергии, чтобы начать все с начала. Но даже если бы я мог обскакать всех этих юнцов с журналистскими степенями и получить работу в ежедневной газете большого города, что это мне дало бы? Я все равно продолжал бы писать неинтересные вещи о неинтересных людях. — Гиббз покачал головой. — Таковы законы. Похоже, я обречен отбывать пожизненное заключение. — Он свернул влево, на узкую грязную дорогу, пролегавшую между высокими деревьями. — Прошу прощения, если вам было неприятно это слышать, но вы сами напросились. На днях засяду за написание собственной биографии.
Читать дальше