Виктор Пронин - Ошибка в объекте

— Нашли удочки?

— Нет, их кто-то взял.

Сухов вышел из кабинета разбитым. Ныло под лопатками, руки бессильно и тяжело лежали в холодных карманах плаща. Он не замечал мелкого частого дождя, от которого его волосы быстро намокли и повисли вдоль лица, не видел проносящихся у самого тротуара тяжелых грузовиков, обдающих его брызгами. Время от времени он начинал тереть себе щеки, лоб, будто у него онемело лицо. Сжав мокрые кулаки, закрыв глаза, он старался мысленно перенестись в ту ночь. И увидел, снова увидел, как в сумеречном свете фонарей шевельнулась рука лежащего в лодке человека. И Сухов явственно услышал плеск воды, сопение Николая, мягкие шлепки волн о борт лодки. И до него донесся нежданный звук — слабый, безнадежный стон человека, который слушал их, понимал, что его ожидает, и делал немыслимую попытку спастись, дать знать, что он жив… Николай засуетился, стал что-то говорить излишне громко, и Сухов поддержал его в этой суете, в ненужном и пустом разговоре, поддержал, боясь снова услышать стон…

Да и слышал ли он его? Тогда ему могло показаться все, что угодно…

Открыв глаза, Сухов увидел, что сидит на берегу и серые волны плещутся у самых его ног. Руки были перемазаны вязкой глиной, на туфлях налипли бесформенные комья. Значит, он скатился вниз от автобусной остановки, точь-в-точь как две недели назад по этому же склону скатились те двое…

Сухов вошел в воду и принялся очищать туфли от налипшей глины, а когда вышел на берег, то увидел, что теперь они покрыты черным илом, грязь набилась в туфли, при каждом шаге хлюпала, но он как-то забыл об этом и побрел по скользкой после дождя тропинке к своему дому.

— Пузыри… Вот почему было столько пузырей, — пробормотал Сухов.

Наступили сумерки, на улицах вспыхнули желтоватые фонари, и булыжная мостовая заиграла, засверкала рыбьей чешуей.

— Отстань! — бросил в темноту Николай и прибавил шагу. Он свернул в какой-то переулок и, втиснувшись в каменную нишу, оглянулся. Никого не увидев, бегом пересек двор, миновал мусорные ящики и оказался в другом квартале. Не раздумывая, вошел в телефонную будку. Из нее хорошо был виден двор, часть улицы, автобусная остановка. Подождав несколько минут, Николай осторожно вышел из кабины и быстро пошел вдоль улицы.

У кафе он был точно в назначенное время, перед самым закрытием. Борис сидел на своем обычном месте. И как всегда, на полу, у стенки, в ожидании назначенного часа стояла бутылка водки. Значит, все в порядке, ничего не отменяется.

Николай подошел к Борису сзади, с силой хлопнул его по плечу, хмыкнул, откровенно радуясь встрече, и сел напротив.

— Брек! Ты почему не испугался? — спросил он.

— Мне сегодня нельзя пугаться, — снисходительно улыбнулся Борис. — И тебе тоже. Я тебя увидел вон в то зеркало, — Борис показал на отражение в оконном стекле.

— Ну ты даешь! — восхитился Николай. — А что с ней будем делать? — он кивнул под стол.

— Понимаешь, — произнес Борис, изогнув бровь в грустной задумчивости, — ее судьба, мне кажется, решена… Выпьем стерву, — он поднял с пола бутылку, не торопясь открыл.

Николай, едва взглянув на водку, страдальчески сморщился.

— Ничего, Коляш, ничего! Ко всему можно привыкнуть! А кое к чему привыкнуть просто необходимо. Уж коли кто-то позаботился о том, чтобы мы с тобой появились на белом свете, то нам с тобой ничего не остается, как жить… верно?

— Похоже на то.

Борис, подняв свой стакан, задержал его в руке. Стакан оставался неподвижным. Выступающая над срезом стакана водка даже не вздрогнула. Николай так не смог. У него водка тут же перелилась через край, потекла по пальцам. И Николай, словно признав свою неполноценность, улыбнулся, взглядом торопя Бориса выпить.

— Я что хочу сказать… — Борис задумчиво посмотрел на Николая. — Уж коли нас произвели на свет, не спросив нашего согласия, то пусть и теперь не вмешиваются, пусть уж потерпят наше присутствие.

— Кто?

— Люди, — улыбнулся Борис. — Вперед, Коляш! — И он выпил до дна. Так же не торопясь, взял бутерброд с ветчиной, понюхал его и сунул в рот. И только тогда выдержка изменила ему — жевал он жадно, глотал, не прожевывая. Но через минуту Борис снова был спокоен и ироничен, с насмешкой смотрел, как чуть не поперхнулся Николай.

— Ну что, пора?

Борис не ответил, хотя действительно уже пора было выходить. Он еще раз показал, что, в конце концов, ему решать — идти или ждать.

А Николаем вдруг овладело нетерпение, ему хотелось побыстрее выйти из кафе, скрыться от яркого света, исчезнуть в темноте. Он обеспокоенно оглянулся, а заметив в дальнем углу парня, повернул свой стул, чтобы тот не узнал его, если оглянется.