Альберт Пиньоль - Холодная кожа

Во рту пересохло. Я приподнялся и взял какую — то бутыль. В ней оказался винный уксус, но мне было все равно. Будь эта жидкость даже кипящей смолой, я бы ее все равно выпил. Движение причинило боль: тысячи иголок впились в мое тело, словно кровь многие годы не бежала по жилам. Все еще сидя на полу, я заметил значительные перемены в обстановке помещения. Оно и раньше служило складом, но сейчас здесь повсюду громоздились ящики, мешки и сундуки. Я присмотрелся. Это был мой багаж. Батис вошел на маяк.

— Как вам удалось перенести весь этот груз за одно утро? — спросил я голосом человека, который отходит от наркоза.

— Вы проспали больше двух суток, — ответил он, снимая с плеч мешок с мукой.

Я в полном отупении посмотрел на свои руки:

— Я хочу есть.

— Так я и думал.

Он не прибавил больше ни одного слова. Я поднялся за ним по лестнице. На ходу, не поворачивая головы в мою сторону, Батис сказал:

— И вы их не слышали? Никакого шума? Вчера ночью мне показалось, что дело — дрянь. В последнее время они озверели как никогда. — И он добавил, понизив голос: — Мерзкие твари…

Кафф поднял крышку люка, и мы вошли в верхнее помещение.

— Садитесь. — Он указал место за столом и стул. Мне оставалось только повиноваться. Батис вышел на балкон и стал набивать свою трубку, осматривая окрестности. Я оперся локтями о стол и потер лицо ладонями. Передо мной поставили тарелку. Я увидел тонкие пальцы с перепонками между ними. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я вскочил со стула. Крик ужаса застрял у меня в горле. Было слышно, как стучит сердце. Я понял, что снова на острове.

— Не надо кричать, — сказал Батис. — Это просто гороховый суп.

Кафф причмокнул губами, как крестьянин, который велит лошади двигаться с места. Животина исчезла в проеме люка, точно испарилась. Мы не сказали друг другу ни одного слова, пока я не закончил есть.

— Спасибо за суп.

— Он из вашего гороха.

— Тогда спасибо за то, что вы меня им угостили.

— Вам его подала она.

Ее не удерживали ни цепи, ни веревки. Я спросил:

— И ей не приходит в голову убежать с маяка?

— Разве собака убегает с хутора?

Он замолчал. Мне не удалось избежать некоторой доли ехидства:

— И какими же еще качествами она обладает? Умеет лишь носить ведра и тарелки? Может, вы ее и латыни обучаете?

Его взгляд стал жестким. Батис не хотел ссориться, но был готов дать мне отпор.

— Нет, — ответил он. — Ни латыни, ни греческому. Я показал ей вот это. — Он приподнял приклад Ремингтона. — А это стоит всех уроков латыни и греческого вместе взятых.

— Да, вы правы, — сказал я, потирая виски. Ужасная мигрень не позволяла мне продолжать разговор.

— Но если вам угодно получить ответ на свой вопрос, я отвечу: у нее есть и другие весьма ценные качества. Когда лягушаны приближаются, она поет.

— Поет?

— Да, поет. Как канарейка. — На его губах мелькнула тень улыбки — глубоко запрятанной, отвратительной и зловещей, а потом он добавил: — Мне кажется, что она приносит удачу своему хозяину. Это самое полезное домашнее животное, какое только можно отыскать в этих краях.

Наш разговор иссяк. Я по — прежнему сидел на стуле. Мой мозг действовал замедленно: мне стоило большого труда связать образы со словами, их определявшими. Оглушенный, как человек, чудом избежавший гибели под снежной лавиной, я обводил взором комнату, кровать, балкон, стоявшего неподвижно Батиса, бойницы, но не находил ни в чем точного смысла.

— Пожалуй, будет лучше, если я вам все объясню в двух словах, — сказал Кафф, принимая мое состояние как некую данность. — Идите сюда.

Мы поднялись по железной лестнице, которая вела на верхний этаж. Там, под куполом маяка, находился механизм прожекторов. Сложная система шестеренок часового механизма; массивные стальные детали. В центре располагался генератор, который обеспечивал энергией оба фонаря, соединяясь с ними металлическими осями. Подвижная платформа размещалась на узких рельсах, которые, подобно карликовой железной дороге, окружали помещение снаружи. Батис потянул три рычага, и вся конструкция пришла в движение, преодолевая инерцию со слоновьим ревом.

— Как вы можете видеть, я направил лучи так, чтобы свет прочесывал окрестности маяка. Таким образом, мне удается заметить их приближение. С каждым новым кругом лучи изменяют угол своего падения и освещают то подножие маяка, то территорию на некотором расстоянии от него. Я могу осветить весь лес. Даже дом метеоролога на другом конце острова.