Альберт Пиньоль - Холодная кожа

Международный бестселлер! Переведен на 28 языков. Больше 100 недель в топ — десятке самых читаемых книг Европы.

Бередящие душу размышления о нашем страхе перед неведомым.

Сумасшедшая книга… Пришелец из мира, лежащего далеко за пределами того, что принято называть литературой.

Те, кому «Алхимик» Коэльо показался слишком «плоским», найдут в романе Пиньоля притчу, смысл которой никто не будет преподносить читателю на блюдечке.

Искусно выстроенная история двух островитян, которые были вынуждены избавиться от балласта европейской цивилизации… Пиньоль выбирает такой ритм повествования, что читатель просто не успевает перевести дух!

Альберт Санчес Пиньоль. Родился в Барселоне в 1965 г. Ученый — антрополог.

Нам никогда не удастся уйти бесконечно далеко от тех, кого мы ненавидим. Можно также предположить, что нам не дано оказаться бесконечно близко к тем, кого мы любим. Когда я поднялся на борт корабля, эта жестокая закономерность уже была мне известна. Однако есть истины, на которых стоит задержать наше внимание, а есть и такие, соприкосновения с которыми следует избегать.

Мы впервые увидели остров на рассвете. Прошло тридцать три дня с тех пор, как дельфины перестали следовать за нашей кормой, и вот уже девятнадцать дней у матросов изо рта вырывались облачка пара. Моряки — шотландцы спасались от холода, натягивая длинные рукавицы по самые локти. Глядя на их задубелую кожу, невольно вспоминались тела моржей. Для моряков из Сенегала это было настоящей пыткой, и капитан разрешал им смазывать щеки и лоб жиром, чтобы защититься от стужи. Жир таял на их лицах. Глаза слезились, но никто не жаловался.

— Вон он, ваш остров. Взгляните, у кромки горизонта, — сказал мне капитан.

Я ничего не мог разглядеть. Только всегдашнее холодное море в обрамлении серых облаков вдали. Хотя мы давно плыли в южных широтах, наш путь не был оживлен видами причудливых и грозных форм антарктических айсбергов. Ни одной ледяной горы, ни следа плавучих великанов, этих величественных порождений природы. Мы испытывали все неудобства плавания в антарктических водах, но были лишены удовольствия созерцать величие этих краев. Итак, мой приют будет там, у самого края ледяной границы, за которую никогда не будет дано заступить. Капитан протянул мне подзорную трубу. А теперь, видите ваш остров? Вы его видите? Да, я его наконец разглядел. Кусок земли в ожерелье белой пены, расплющенный серыми махинами океана и неба. И больше ничего. Мне пришлось ждать еще час. По мере того как мы приближались к острову, его очертания становились все яснее.

Так вот каким было мое будущее пристанище: кусок земли в форме латинской буквы «L», расстояние от одного до другого конца которого едва ли превышало полтора километра. На северной окраине виднелись гранитные скалы, на которых высился маяк. Его силуэт, напоминавший колокольню, главенствовал над островом. В нем не было никакого особого величия, но незначительные размеры острова придавали ему значимость поистине мегалитического сооружения. На юге, на сгибе буквы «L», было еще одно возвышение, на котором виднелся дом метеоролога. А следовательно, мой. Эти сооружения располагались на двух концах узкой долины, заросшей влаголюбивыми растениями. Деревья тесно прижимались друг к другу, словно стадные животные, пытающиеся укрыться за телами своих сородичей. Стволы прятались среди мха, который поднимался здесь до колен, — явление необычное. Мох. Его поросль казалась плотнее, чем зеленые изгороди в саду. Пятна мха расползались по коре деревьев, точно язвы прокаженного, — синие, лиловые и черные.

Остров был окружен множеством мелких скал. Бросить якорь на расстоянии менее трехсот метров от единственной песчаной бухты перед домом было задачей совершенно невыполнимой. Поэтому меня самого и мои пожитки погрузили в шлюпку — иного выхода не оставалось. Решение капитана проводить меня до берега следовало считать чистой любезностью. В его обязанности это не входило. Однако во время долгого путешествия между нами зародилась некая взаимная привязанность, какая порой возникает между мужчинами разных поколений.