Сара Рейн - Темное разделение

Гарри покинул ночной клуб около половины первого, но было уже четыре утра, когда он покинул постель Анжелики. Ему пришлось немного пройтись, прежде чем он поймал курсирующее по городу такси, и большую часть пути домой он провел в расчетах, во сколько ему обошелся вечер, и пришел к мрачному выводу, что потратил гораздо больше, чем мог себе позволить.

Добравшись до своей квартиры, он понял, в каком она запущенном состоянии: ковер давно пора было пылесосить, спальня завалена брошенными свитерами и рубашками, там же валялись три пары носков. После вылизанной квартиры Анжелики Гарри был рад снова оказаться в родном уютном беспорядке.

Он снял куртку, пахнувшую дымом чужих сигарет, и повесил ее с внешней стороны гардероба, чтобы не забыть потом отнести в чистку. Пока варился кофе, он принял душ, а потом сделал тост, который намазал толстым слоем малинового джема. Энергия, мальчик мой, — вот что нужно тебе. Побольше сладкого, иначе долго придется восстанавливать силы после этой ночи. Тем временем, в качестве противоядия к роскошному пышному стилю Анжелики и ее друзей, он взял в руки книгу Флоя и прислонил ее к кофейнику.

Тэнси не знала о роскошных квартирах в Челси, обставленных модными дизайнерами, не знала о наполненных дымом ночных клубах с их громкой музыкой. Она переходила из одного порочного дома в другой.

Несмотря на то, что она была испугана до полусмерти, когда телега с дребезжанием катилась через ночь, маленький зеленый лучик надежды промелькнул в ее голове. Все было ужасно и должно было стать еще хуже, но, по крайней мере, она покинула безнадежную нищету работного дома. А что, если только предположить, что в будущем будет что-нибудь хорошее? Она хваталась за эту ниточку, а тем временем телега загромыхала по неровной мостовой и въехала в толпу хрипящих, кричащих и толкающихся людей.

Люди, которые унесли Тэнси, видимо, принадлежали к сумеречному миру викторианских публичных домов, ярмарок и представлений уродцев. Тэнси не разбиралась в этом, по крайней мере сначала, но создатель Тэнси в самом деле хорошо в этом понимал. Люди, владевшие этими детскими публичными домами и уродцами из представлений, были темным проклятым клеймом эпохи, пишет Флой, и Гарри, утопая в стародавнем мире Флоя, услышал страсть и горькую ненависть за этими словами. Убеждение, что Тэнси — не полностью выдуманный персонаж, упрочилось в нем. Сестра Флоя? Его дочь?

Улица, на которую привезли Тэнси, называлась улицей Стрел, а дом был узким, скошенным зданием, зажатым между двумя такими же домами. И, несмотря на ее решимость смотреть на это как на приключение, первая ночь оказалась ужаснее всего, что она могла только представить себе.

Люди-свиньи привели ее на третий этаж, в маленькую комнату почти без мебели и дали ей чистую рубашку, хлеба с сыром и воды. В комнате была кровать с подушкой и одеялами и мраморный умывальник, на котором стоял кувшин с отколотым верхом. Единственными цветными пятнами были старый коврик с одной стороны кровати и маленькая банка на подоконнике, в которую кто-то поставил луговые цветы — маленькие нежные фиалки и кислицу в форме сердечка.

Женщина с грубым и алчным лицом сказала, что к Тэнси сегодня придет посетитель. Она должна быть очень доброй к нему, иначе будет наказана.

Посетителем оказался мужчина, Тэнси знала, что так и будет, и знала так или иначе, чего ждать. Она втайне надеялась, что мужчина будет красивый и добрый, но у него были блестящие, как у мертвой рыбы, глаза и пальцы с грубыми ногтями, которые царапали ее волосы и кожу. Он лег с ней в постель и сказал, что надеется, что она знает, за что он заплатил. Омерзение и боль этой ночи оставили несмываемый отпечаток в душе Тэнси, но она перенесла эту ночь и другие ночи — она смотрела на банку с лесными цветами и старалась думать только о туманном бархате фиалок и о тонкой белизне в красных прожилках кислицы.

Господи, думал Гарри, с трудом выходя из мира, созданного Флоем, ты ненавидел себя за то, что не мог описать эту сцену целиком, Филип! Ты упомянул эти пальцы с грубыми ногтями, царапающими кожу Тэнси, но бьюсь об заклад, что ты проклинал цензуру и Лорда Канцлера, потому что не мог описать, что сделали с бедным созданием, еще не женщиной! Образ Флоя, сидящего в верхней комнате Блумсбери, там, где теперь галерея Торн, в гневе рвущего на себе волосы, живо предстал перед Гарри. И все же, несмотря на цензуру первых лет двадцатого столетия, Флой смог создать образы убогого дома, куда увезли Тэнси, он даже упомянул эти фиалки и кислицу, — и передал боль и страх Тэнси и других девочек, и вечную виновность Тэнси, и пропитал этими чувствами всю книгу как особым духом жестокой эпохи.