Сара Рейн - Темное разделение

И все же…

Она прошла к задней части дома, к крохотному вестибюлю позади главной галереи, где была кухонька размером со шкаф, маленький туалет и ее собственная темная комната. Везде было тихо и спокойно. Все как всегда, ничего не изменилось. Значит, простое воображение.

И тем не менее…

Она заперла уличную дверь. Миссис Уотнот легко может нажать на кнопку звонка, он зазвонит в офисе наверху, и Симона спустится и впустит ее. Она медленно стала подниматься вверх по лестнице, зажигая свет и разгоняя тени. И вот теплая дружелюбность дома снова обхватила ее со всех сторон. Глупо быть такой нервной. Вот ее собственный этаж со знакомыми фотографиями в рамках. Здание Национального треста и заколоченные уродливые двери брошенных домов. Старая мельница, которую она нашла в Саффолке, и осыпающиеся остатки прекрасной средневековой башенки возле автострады. И Мортмэйн, молчаливо сверкающий из угла. Мортмэйн…

Что-то привлекло внимание Симоны. Мортмэйн. Что-то было не так со снимком Мортмэйна. Стекло разбито? Нет. Но что-то… что-то красное на черном фоне, что-то на темном фасаде…

И вдруг она поняла, и волны страха стали накатываться на нее одна за другой.

На стеклянной раме красными кровавыми буквами было написано: « Дом убийства ». И под этим, как подпись, — « Соня ».

«Я» в слове «Соня» спустилось вниз, в свете ярко горящих ламп казалось, что буквы написаны кровью: кое-где она растеклась до того, как высохла.

Конечно, это была помада, нет ничего отвратительнее яркой помады, но прошло несколько ужасных минут, прежде чем Симона поняла это. Еще три минуты ушло на то, чтобы сбегать за салфетками и стереть страшные слова. Но и тогда грязные пятна оставались на стекле, и Симоне пришлось вооружиться тряпками и спреями из «маленького ада», чтобы стереть последние следы букв.

Пока она чистила и мыла стекло, стирая угрожающую надпись, в ярко освещенной галерее проснулись старые кошмары, и старое эхо пронеслось в ее мозгу.

Бесполезно, от меня не убежишь, Симона… Даже если я призрак, бесполезно бежать от меня… Потому что я знаю, что ты сделала тогда, Симона… Я знаю, что есть и что было, помнишь, Симона?..

Прибывшие полицейские были исполнительны и вежливы, но все же в их поведении нельзя было не заметить некоторую снисходительность.

Может ли мисс Мэрриот описать бродягу? — спросили они. Ах нет, не может. Жаль. Хорошо, что-нибудь пропало? Ничего? И ущерба ничему не нанесено?

Симона, твердо решив не глядеть в направлении черного Мортмэйна в рамке, сказала: нет, ничего. Она только услышала, как кто-то крадется — да, она совершенно в этом уверена, — и когда она спустилась вниз, то увидела тень кого-то, убегавшего через уличную дверь. В галерее было много ценных экспонатов, и потому она подумала, что об этом стоит сообщить. Она прекрасно понимала, что производит впечатление нервной дамочки, не умеющей держать себя в руках и излишне драматизирующей вполне безобидное событие.

Но полицейские сказали снисходительно, что она правильно сделала, что вызвала их. Это была очень неприятная для нее ситуация, в этом нет сомнений.

Итак — они правильно поняли? — входная дверь некоторое время оставалась незапертой. Ах, вот в чем дело. Незапертая дверь вечером, в центре Лондона — рискованная ситуация. В здании столько картин и других экспонатов. Последнее замечание сопровождалось довольно презрительным взглядом в сторону этих самых экспонатов.

Скорее всего, случайный искатель приключений, сказали они. Пока же они составят отчет, на случай если это повторится. Раздалось щелканье закрывающихся ноутбуков, а затем они вдруг решили спросить, куда ей добираться домой. Метро «Рассел-сквер»? В связи с этим случаем ей лучше бы взять такси. От двери до двери. Чтобы не было поводов для беспокойства.

Симона заперла за ними дверь и поднялась наверх к своим наполовину законченным композициям с прядильнями, фабриками и центрами связи, потому что она не хотела, она совсем не хотела позволить Соне напугать себя. Скорее, даже не Соне, а тому, кто выдает себя за нее. «Да, но сколько людей знают о Соне?» — прозвучал голос рассудка.

Она села за стол и задумалась об этом. Кто бы ни сыграл эту грязную шутку сегодня, он должен был знать о Соне. Да, это было неопровержимым. Но кто сегодня знает, что у Симоны Мэрриот прежде была сестра-близнец по имени Соня? Это могли быть люди из больницы» где они родились, и мама говорила, что пресса проявляла повышенный интерес к их семье. И хотя галерея Торн проводила довольно шумную рекламную кампанию — во многом это было делом Анжелики — и Симону два или три раза фотографировали, никто, глядя на эти фотографии, не смог бы установить связь между Симоной Мэрриот и ребенком по имени Симона Андерсон, родившимся двадцать лет назад. И уж совсем никто не мог бы связать это с Мортмэйном. Мама знала об этом, но ее можно было не считать, и больше никто на свете не знал, что произошло тогда, много лет назад. Симоне вдруг очень захотелось поговорить с матерью, но она по-прежнему была в Канаде, и было бессмысленно звонить и закатывать истерики по телефону тому, кто был за тысячи километров отсюда и, скорее всего, крепко спал. Она попыталась вспомнить разницу во времени и не смогла.