Сара Рейн - Темное разделение

Но я слушала не перебивая и думала: однажды он напишет обо всем этом, и это будет для него очищением, почти все, что он пишет, — чистилище. Я не сказала об этом, поскольку некоторые области его сознания абсолютно недоступны — и так у каждого человека. Он говорил, я слушала, и я обнимала его, и мы вновь любили друг друга, в этот раз спокойнее, но так, что я плакала от любви и радости, и потом мы спустились вниз и съели то, что он купил на уличном рынке недалеко от госпиталя сегодня утром. Прекрасные свежие шампиньоны и сыр, и десяток яиц, и деревенское масло. Мы приготовили из всего этого омлет и поели за кухонным столиком, на котором лежал хрустящий хлеб, намазанный толстым слоем масла. Хотелось бы мне посмотреть, как Эдвард готовит омлет, да еще обедает за кухонным столом!

Пока мы ели, Флой сказал, что, возможно, продаст этот дом: правительство интересуется собственностью в Лондоне, чтобы открыть несколько военных отделов.

— Тебе ведь так не хочется расставаться с этим домом! — сказала я. — Ты любишь его. И я тоже.

— Да. Я не хочу расставаться. — Он улыбнулся. — Но я не отдам его просто так, я не настолько альтруист. А когда все закончится, будут другие дома.

Другие дома. Имел ли он в виду, что и я буду жить с ним? И когда война закончится, смогу ли я наконец оставить Эдварда?

Как хорошо, что Эдвард на севере, составляет бесконечные списки по снабжению. Не смогла бы посмотреть ему в лицо сегодня — никого вообще не хочу видеть.

Я покинула Флоя и медленно пошла домой, через сгущающиеся сумерки, и мысли мои были спутаны.

Гарри сидел за обеденным столом в своей квартире и разглядывал полустертую, рваную по краям театральную афишу.

Он провел последнюю неделю в поисках мюзик-холла Данси и за это время повидал самых разных людей: джентльменов с лицами персонажей Диккенса, которые держали таинственные книжные лавочки в самых необычных местах Лондона и носили перчатки без пальцев, как Урия Хип; исполнительных библиотекарш, предлагавших особый профессиональный поиск; девушек с чистыми голосами, ничего не понимавших в товаре, который продают, и советовавших ему записаться на рассылку по е-мэйл, она ну очень выгодная; и несколько проницательных книгопродавцев, настойчиво пытавшихся втянуть его в подозрительные торги по сомнительной на вид беллетристике и спорным первым изданиям.

Он просмотрел, должно быть, сотни ящиков с театральными программками и коробок с коричневатыми открытками с изображениями актеров и актрис «беспутных девяностых» и «бурных двадцатых» и всех лет между ними и просеял бесчисленное число старых и очень пыльных афиш.

И затем, когда он был уже на пределе сил и готов был послать все это к черту — «напряженные поиски так ни к чему не привели!» — на маленькой узкой улочке рядом с улицей Святого Мартинса он нашел довольно старый прокопченный и грязный книжный магазин с вывеской «Все книги по I фунту», скромно размещенной над узким фасадом. Там среди напыщенных биографий викторианских актеров и их менеджеров и красочных мемуаров леди, которые играли на одной сцене с Ирвингом [27] Сэр Генри Ирвинг (1838–1905) — знаменитый английский актер и режиссер, управлявший одно время театром "Лицеум" (1878–1903) и с Три [28] Три Герберт Бирбом (1853–1917) — английский актер, антрепренер, режиссер , ему попалась коробка из-под печеных бобов, доверху наполненная афишами старых мюзик-холлов.

Уже почти ни на что не надеясь — не ждать же, что призрачный эпизод из прошлого вдруг оживет в старой картонной коробке, — Гарри склонился над ней и стал довольно небрежно изучать содержимое. И там, почти на дне, он увидел единственный рваный листок с объявлением о мюзик-холле Данси, «лучшем вечернем клубе Лондона; каждое воскресенье — ослепительные представления и специальные номера». Листок был почти прозрачным от старости и таким хрупким, что некоторые кусочки даже отлетели, когда он взял его в руки.

Адреса мюзик-холла указано не было; Гарри подумал, что на это надеяться было бы слишком, афиша выдавалась, скорее всего, посетителям уже в самом заведении. Зато был список номеров.

Лилипуты — семья карликов из Германии — были объявлены как танцующие и поющие акробаты, после них «Живой скелет», весивший 25 килограммов, и его жена, «Самая толстая женщина в Европе», весом в 250. Их имена были Питер Робинсон и Банни Смит, и они пели детские стишки. Вроде Джека Спрэта?..

Был там и «половинный человек», он объявлялся просто как «мистер Джонни», но по описанию его «тело заканчивалось торсом». Гарри почувствовал в этой фразе неприятный душок похоти.