Сара Рейн - Темное разделение

Произносят зажигательные речи. Возможно, такой войны не бывало никогда, и, возможно, поэзия и литература заговорят по-другому после этой войны. Если она когда-нибудь кончится. Эдвард по-прежнему настаивает, что дело кончится к Рождеству, но даже в его голосе уже звучат нотки сомнения, и я думаю, что он уже сам не верит в это.

Моя работа в госпитале похожа на домоуправление — отчасти это наблюдение за оплатой счетов и получение средств правительственных фондов, которые не всегда попадают по назначению, но в основном я слежу за снабжением, и за записями, и счетами на кухнях. Мысль о том, что нужно накормить столько людей, немного пугает, но мы покупаем большие мясные кости и овощи, чтобы приготовить настоящие супы, и печем свой собственный хлеб (миссис Тигг дала мне несколько прекрасных рецептов, и я уговорила ее приходить помогать каждый понедельник). Мы также пытаемся доставать цыплят, чтобы готовить бульон для самых ослабленных; недалеко от Лондона находятся несколько ферм, где разводят птицу, и они помогают нам.

Но иногда я прихожу в длинную комнату, в которой теперь главная палата и которая была раньше местом увеселений и развлечений, и смотрю, чем могу помочь лежащим там раненым. Я пишу для них письма их женам и возлюбленным и читаю ответы, если они сами не могут прочесть. Письма — и ответы — всегда так грустны, что разрывается сердце.

Сегодня один из раненых, который ослеп от взрыва, ощупью нашел и крепко сжал мою руку и сказал: «У вас самый прекраснейший голос в мире, миссис Квинтон», и когда я пришла домой, то уткнулась головой в подушку и Разрыдалась от жалости.

18 октября 1914 г.

Сегодня мы услышали, что основные силы Британии выдвинулись во Фландрию, и, несмотря на это, Зеебрюгге, и Остенде все еще в руках у немцев, но британские войска удерживают Кале.

Завтра ожидаются новые раненые из-под Ипра. Кто-то сказал, что их сопровождает человек, уклоняющийся от службы по религиозным соображениям — надеюсь, что это не так, иначе солдаты будут глумиться над ним и называть трусом. Но кто-то сказал, что нет, это один из санитаров. Довольно загадочно.

20 октября 1914 г.

Ничего загадочного, и этот человек не уклоняется от службы, и если бы он был на пару лет моложе, то был бы сейчас на передовой, сражаясь с прусской армией не на жизнь, а на смерть.

Он вошел в комнату, где я обычно работаю по утрам; на нем было старое пальто, края которого волочились по земле, он был грязным, давно не стриженным и небритым.

Я не видела его почти пятнадцать лет, он стал старше, и я стала старше, но, несмотря на его усталый и запущенный вид, он не сильно изменился. Он похудел и глядел пристальнее, но он по-прежнему был человеком, бросающим вызов миру и отказывавшимся смириться с поражением.

Он остановился как вкопанный, увидев меня, и его глаза засияли, как обычно. Затем в уголках его рта показалась удивленная улыбка, как если бы он подумал: я так и знал, что ты выкинешь чего-нибудь в этом роде. Я уставилась на него, потеряв дар речи (мне пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть), и через мгновение он сказал:

— Шарлотта.

Это прозвучало как утверждение.

— Какого черта ты здесь делаешь? — Его голос был в точности тот же: глубокий и мягкий, но с памятными мне резковатыми нотками.

— То же, что и ты, Флой, — сказала я. — Сражаюсь на войне.

Двумя большими шагами он пересек комнату, и я была в его объятиях — и пятнадцать лет, прошедшие в тупых попытках быть достойной женой Эдварда, соблюдать приличия и условности, обратились в ничто.

В Лондоне было несколько театральных музеев — самый известный из них располагался на площади Ковент-Гарден, где раньше был цветочный рынок, — и было еще множество людей в телефонной книге, которые рекомендовались историками театра. Было невозможно определить, насколько правдивы эти характеристики, но нужно будет обратиться к ним всем. Вдобавок ко всему было огромное количество книжных лавок вокруг переулка Святого Мартинса, которые торговали театральными реликвиями.

Гарри тщательно составил список и начал работать с ним. Найти мюзик-холл в Ист-Энде, в теории — пустяк, на деле оказалось сравнимым с попыткой найти святой Грааль или Белого Единорога или поиском затонувшего города Лайонесс — в общем, детская игра. Беда в том, что Данси-холл мог никогда не существовать, и, даже если существовал и организовывал музыкальные представления в лондонском Ист-Энде, он мог быть снесен и разграблен. После мародеров и строителей, не говоря уже о немецкой «Люфтваффе», остатки Данси-холла могут лежать под прочными строениями какого-нибудь уродливого офис-блока. Ланселот, сэр Гавэйн и другие члены этого сборища сказали бы, что это проще простого: им стоило только вскочить в седло и блуждать вокруг королевства Лугрского, пока облако или видение не снизойдет и не укажет верного направления. Им всего лишь на время надо было дать обет безбрачия, а может быть, и бедности и крайних лишений, и Грааль сам шел к ним в руки.