Он чуть было не поздравил себя с удачей, но передумал. Удача тут ни при чем. Целых три года они к этому готовились. А теперь у них осталось три дня, чтобы довести начатое до конца.
Несколько минут спустя он уже сидел в другом такси. Достав из кармана влажные салфетки, он тщательно протер лицо и руки — машина летела среди ярких огней, увозя его из нечистого города.
Я вам так скажу: даже на людных улицах Нью-Йорка, где привлечь к себе чье-то внимание еще труднее, чем подманить под дождем такси, на нас все равно оглядывались.
И правильно делали. Если что и способно растопить ледяное сердце зажравшихся янки, так это малыши Беннетты. Сколько их у меня, дай бог не сбиться: Крисси три года, Шоне — четыре, Тренту — пять; близняшкам Фионе и Бриджет — этим по семь, Эдди — восемь, Рикки — девять, Джейн — десять, Брайану — одиннадцать и Джулии — двенадцать. Все в нарядных воскресных костюмчиках, и все, как утята, топают за мной вереницей — хочешь не хочешь, а заглядишься.
Впрочем, на ласковые кивки и умильные улыбки, какими одаривали нас прохожие, я почти не обращал внимания. Потому что мне было о чем подумать.
Единственным ньюйоркцем, который, похоже, не испытывал желания пощипать моих детишек за щечки, оказался старик в больничном халате. Пряча в кулаке сигарету, он быстро отъехал в кресле-каталке от входа в Раковый центр — а именно туда мы и направлялись. Полагаю, ему тоже было о чем подумать.
— Ой, смотри-ка, Том, — сказала своему мужу полная женщина, когда мы всем стадом пытались втиснуться в лифт. — Учитель привел детишек, чтобы они попели рождественские гимны. Как мило, правда?
Такое нам часто слышать приходится. Сам я ирландец, зато детки мои — все они приемные — настоящий радужный букет. Трент и Шона — чернокожие, Рикки и Джулия — латиноамериканцы, Джейн — кореянка. А рядом с ними я, парень ростом метр девяносто, этакий увалень. Никому и в голову не придет, кто я такой на самом-то деле. А на самом деле я старший детектив убойного отдела нью-йоркской полиции.
— А вы знаете «Это случилось в ясную ночь»? — Тетка, похоже, намертво в нас вцепилась.
Я хотел было отшить ее, сказав, что ничего мы не знаем, но Брайан, мой старшенький, тоненьким голосом сообщил:
— Нет, мэм, не знаем. Зато мы знаем «Колокольчики звенят».
И пока мы поднимались на пятый этаж, мои дети с чувством исполняли «Колокольчики звенят», а выходя из лифта, я заметил на глазах у этой женщины слезы. Ее отпустили из больницы на время, вдруг понял я, а теперь она возвращалась, и мой сын уладил положение почище любого дипломата из ООН. Мне захотелось поцеловать его в лоб, однако одиннадцатилетний пацан телячьих нежностей не потерпит, поэтому я просто хлопнул его по спине, как мужчина мужчину.
Когда мы проходили мимо столика дежурной медсестры, Крисси с Шоной, держась за руки, распевали песенку «Руди, олененок мой». Две эти малышки — фарфоровые куколки, да и только, обе в пышных платьицах, с бантиками на голове. Это их старшие сестры, Джулия и Джейн, так нарядили.
Нет, детишки у меня великолепные. Потрясающие. И так хорошо все понимают — просто диву даешься.
В самом конце коридора, возле открытой двери палаты 513, сидела в кресле исхудавшая женщина в цветастом платье и в бейсболке, прикрывающей безволосую голову.
— Мам! — завопили детишки, и топот двадцати ног потряс больничную тишину.
От жены моей осталось не так много, чтобы ее могли обвить двадцать ручонок сразу, однако детишкам это каким-то образом удалось. Она держалась на морфии, кодеине и прочей химии, однако единственным, что полностью избавляло ее от боли, были наши встречи — мгновения, когда к ней прижимались все наши утята сразу.
— Майкл, — шепнула мне Мейв. — Спасибо тебе. Спасибо. Они такие красивые.
— Ты тоже, — шепотом ответил я.
Каждый раз, как мы приходили повидаться с ней, лицо ее озаряла улыбка.
— Ну, если бы вы были безразличны к женскому обаянию, мистер Беннетт, — сказала моя жена, стараясь казаться бодрой, — вам, наверное, пришлось бы жениться на другой женщине.
Это случилось в прошлый Новый год. Утром первого января у Мейв разболелся живот. Мы тогда подумали, что она просто съела что-то не то за праздничным столом, однако за две недели боль не прошла, и врач направил Мейв на лапароскопию. У нее нашли опухоли на обоих яичниках, и биопсия показала, что опухоли эти — злокачественные. А после второй биопсии мы с ужасом узнали, что рак распространился на лимфоузлы.
Читать дальше