Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката

– Что ж, удачи тебе.

– Спасибо.

Мы направились в противоположные стороны, а потом я кое-что вспомнил и окликнул ее.

– Эй, с Днем святого Патрика!

Она обернулась и двинулась обратно, в мою сторону.

– Стейси сегодня посидит с Хейли пару лишних часиков, и мы нашей компанией собираемся после работы в «Четыре зеленые полянки». Как насчет пинты «зеленого» пива? Не хочешь присоединиться?

«Четыре зеленые полянки» были ирландской пивной, неподалеку от административно-торгового центра. Ее часто посещали юристы от обеих сторон. Корпоративная неприязнь ослабевала под воздействием «Гиннесса» комнатной температуры.

– Не знаю, – сказал я. – Думаю, мне придется съездить встретиться со своим клиентом, но как знать – может, я и вернусь к тому времени.

– Ну, смотри – я свободна только до восьми, а потом я уйду, чтобы отпустить Стейси.

– О'кей.

Мы снова расстались, и я покинул здание суда. Скамья, где я сидел с Руле, а затем с Керленом, пустовала. Я сел, открыл портфель и вынул папку со следственными материалами штата, полученную от Минтона. Я листал уже виденные ранее отчеты, копии которых достал мне Левин. На первый взгляд здесь как будто не имелось ничего нового – разве что отчет о сравнительном анализе отпечатков пальцев, который подтверждал то, что мы и так знали: кровавые отпечатки на ноже принадлежат моему клиенту Льюису Руле.

Но все равно содержание досье не объясняло поведение Минтона. Я продолжал листать дальше, и вдруг обнаружил разгадку в бумагах об орудии преступления. Документ, добытый Левином, представлял собой совершенно другой отчет – точно из другого судебного дела и явно о другом оружии. Жадно проглатывая новую информацию, я почувствовал, что вспотел. Меня подставили. Я выглядел дураком во время встречи с Минтоном, и хуже того – меня подтолкнули к тому, что я слишком рано выложил ему свой главный козырь. Теперь он располагал записью из бара и массой времени, чтобы подготовиться к нейтрализации этой улики в суде.

Наконец я захлопнул папку и вытащил мобильник. Левин ответил после двух гудков.

– Как прошло? – спросил он. – Заслужили премию?

– Не сказал бы. Ты знаешь, где находится офис Руле?

– Да, на Кэнон-драйв, в Беверли-Хиллз. Точный адрес есть в досье.

– Встречай меня там.

– Сейчас?

– Через тридцать минут.

Я оборвал звонок без дальнейших обсуждений, а затем кнопкой быстрого набора вызвал Эрла. Наверное, он ехал в наушниках, потому что не откликался до седьмого гудка.

– Подъезжай, забери меня, – распорядился я. – Отправимся через холм.

Я закрыл телефон и встал со скамейки. Шагая к проходу между зданиями судов, к месту встречи с Эрлом, я был зол как черт. На Руле, на Левина, а больше всего – на самого себя. Но я также видел и позитивную сторону случившегося. Единственное во всей этой каше не подлежало сомнению: мой многотысячный гонорар возвращался в повестку дня. Нашему судебному делу предстояло пройти всю дистанцию целиком, до самого судебного процесса, – если только Руле не примет предложения штата, что я считал равносильным снегопаду в Лос-Анджелесе. Всякое случается, конечно, но я не поверю, пока не увижу собственными глазами.

Когда у богатеев Беверли-Хиллз возникает желание выкинуть небольшое состояние на одежду и драгоценности, они едут на Родео-драйв. Когда им хочется спустить состояние побольше – на дома и кондоминиумы, – они отправляются несколькими кварталами дальше, на Кэнон-драйв, где обосновались серьезные фешенебельные компании, занимающиеся операциями с недвижимостью. Там в витринах залов, словно картины Пикассо и Ван Гога, на богато украшенных золотом подставках красовались фотографии многомиллионных риелторских предложений. Вот в тех-то краях, в четверг после обеда, я и нашел фирму «Виндзорская собственность» и – Льюиса Руле.

К тому моменту как я туда добрался, Левин уже ждал меня – причем довольно долго. Он сидел в демонстрационной комнате с очередной бутылкой воды, в то время как Руле вел телефонные переговоры в личном кабинете. Секретарша в приемной, загорелая блондинка с прядью, словно серп, свисавшей по одну сторону ее лица, сообщила, что нужно подождать всего несколько минут, а затем мы оба сможем войти. Я кивнул и отошел от стола.

– Ты не хочешь сказать мне, что случилось? – спросил Анхель.

– Да, когда войдем.

Две стороны демонстрационной комнаты были оснащены проволочными нитями, тянущимися от пола до потолка, на них крепились рамки размером восемь на десять с фотографиями и историями предлагаемых участков. Делая вид, что изучаю дома, о которых не мечтал бы и через сто лет, я таким манером продвигался к коридору в глубине комнаты, ведущему во внутренние помещения. Шагнув в него, я заметил открытую дверь и услышал голос Льюиса Руле. Судя по всему, он планировал показ особняка на Малхолланд-драйв клиенту, и тот – как я понял – хотел, чтобы его имя сохранялось в тайне. Я бросил взгляд назад, на Левина, который по-прежнему сидел, как пришитый, у входа.