Калеб Карр - Ангел тьмы

По пути я подскочил к Сайрусу. Одежда его пребывала в легком беспорядке, но во всем остальном мой друг казался крепким, энергичным — и весьма довольным.

— Немногие способны выйти из стычки с Динь-Доном с таким цветущим видом, как ты, Сайрус, — улыбнулся я.

Он пожал плечами, хотя и сам не смог сдержать легкой ухмылки.

— Потому что немногие способны вынудить его к честному бою.

— Значит, ты победил?

Сайрус бросил взгляд на стройплощадку «Лабораторий Белла», сейчас оказавшуюся по левую сторону, и ответил:

— А это уж тебе судить.

И кивнул на большую груду кирпичей: к ней привалился Динь-Дон; лицо его представляло собой мозаику синяков, а руки и ноги торчали, так сказать, под разными углами.

— Иисусе, — выдохнул я и тихо присвистнул. — Он жив?

— О, жив, и еще как. Хотя утром, возможно, пожалеет об этом.

Я мрачно кивнул, ощутив какую-то глубинную справедливость; а когда мы снова заспешили к реке, Сайрус бросил на меня выразительный взгляд:

— Знаешь, мне всегда казалось, что от нее одни неприятности, Стиви. Отпираться не буду. Но под конец она правильно вела себя с тобой, с нами и с малышкой — так что, пожалуй, я ошибался.

Я посмотрел на него, и, надеюсь, взгляд мой был полон благодарности.

— Ты не ошибался. От нее и были неприятности. Но и другие вещи — тоже.

Сайрус кивнул:

— Так и есть…

Настроение нашей маленькой армии существенно улучшилось, едва мы снова пересекли Вест-стрит и все тем же скорым маршем поспешили на юг, к берегу. А когда перед нами начали вырастать огромные темные очертания пирса «Белой звезды», можно было просто почувствовать, как нас покидает облако беспокойства; но официальный знак того, что все в порядке и можно вздохнуть легче, подал мистер Рузвельт.

— Ну что ж, доктор, — пророкотал он, когда мы проскочили Перри-стрит. — Похоже, мы одержали победу!

— Я бы отложил финальное заключение, пока мы благополучно не отвалим от берега, — осторожно ответил доктор, по-прежнему следивший за улицами вокруг. — Но предварительные результаты ободряют.

Мистер Рузвельт взорвался хохотом:

— Ей-богу, Крайцлер, в жизни не встречал человека, более склонного к мрачному взгляду на вещи! Ну да, нам не удалось арестовать этого проклятого негодяя Нокса — но мы донесли до них послание, которое эти свиньи позабудут ой как нескоро, причем ценой всего лишь нескольких синяков наших людей! Наслаждайтесь моментом, доктор, смакуйте его!

— Наши потери ограничились одними синяками? — уточнил доктор, все еще не готовый предаться торжеству.

— Ну ладно, хорошо, двоим сломали руки, — признал мистер Рузвельт. — И еще одному разнесли челюсть. Но уверяю вас, преступникам отплатили сполна, да еще и с процентами. Так что я вашу меланхолию не разделяю, друг мой, совершенно не разделяю! Вам стоит научиться радоваться своим триумфам!

Тут доктор все-таки улыбнулся, хотя, думаю, это было вызвано скорее удивлением неисправимой позиции старого друга, чем подлинной радостью от только что случившегося в доме № 39 по Бетьюн-стрит. О, разумеется, он был счастлив, что мы спасли маленькую Ану, я даже не сомневался в этом; но окончательные разгадки того, зачем вообще нужны были все те кошмары, которые нам пришлось пережить, теперь лежали, навеки скрытые, на носилках, которые тащили двое матросов рядом с детектив-сержантом Люциусом. Доктору по закону запретили пользоваться операционной в Институте на время следствия, и потому ему было негде произвести вскрытие мозга Либби Хатч и посмотреть, не было ли в нем каких-то аномалий; а даже если бы его и не сдерживало сие ограничение, детектив-сержанты все равно не смогли бы представить своему начальству тело с рассеченной головой. Я знал, что эти соображения, не говоря уже о смерти Либби, никогда не позволят доктору расценивать этот случай как «триумф» — точно так же смерть Кэт всегда будет придавать моим воспоминаниям об этом приключении особый горьковато-сладкий привкус.

Мы благополучно спустились на катера и погрузили тело Либби Хатч на ближайший. Айзексоны намеревались добраться на этом катере до полицейского пирса ниже у Бэттери, где наконец-то могли закрыть дело, заведению которого так противилось поначалу их отделение. Мисс Говард же собиралась взять Ану Линарес на первый катер, ко всем нам, и сначала вернуться с ней на Бруклинскую военно-морскую верфь, а оттуда в дом доктора. И, благополучно добравшись до дома — позвонить сеньоре, которая с прошлого полудня ожидала известий во французском консульстве, где укрывалась от мужа.