Кристофер Райх - Банкир дьявола

— Охрана! — позвал кто-то, пока Чапел с трудом поднимался на ноги.

Покачиваясь от боли, он секунду стоял, согнувшись пополам. Голова кружилась. К нему подбежал санитар.

— Что случилось? — спросил Чапел на ломаном французском.

— Он… этот сумасшедший… он напал на доктора.

В голове что-то щелкнуло.

— На доктора Бак?

— Да, на доктора Бак.

— Срочно на пост, — приказал Чапел, — сообщите охране, скажите, чтобы перекрыли все выходы из больницы. Закрыть все двери. Быстро!

Сам он тоже побежал по коридору с максимальной скоростью, на какую только был способен в свои тридцать лет. Парень напал на доктора Бак.

Значит, он собирался напасть на меня, подумал Чапел.

Мимо мелькали изумленные лица и испуганные взгляды. Завернув за угол, Чапел подбежал к трем прижавшимся друг к дружке медсестрам: они сгрудились возле открытой двери на внутреннюю лестницу и вглядывались в полумрак.

— Он побежал туда? — спросил Чапел, стараясь не сбиться с дыхания.

Все три дружно кивнули.

Он бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и снова события, происшедшие в Университетском городке, всплыли у него в памяти. Сантини, пробегающий мимо, Леклерк, помогающий ему подняться на ноги, исчезающий в глубине парадной Талил… Он снова почувствовал, как огненный шар опаляет лицо, и невольно содрогнулся всем телом… На каждой площадке он ненадолго останавливался. Снизу доносился быстрый топот ног по бетонным ступеням. Заглянув через перила, он мельком заметил убегающего человека. Двумя этажами ниже дверь открылась, на лестнице показалось пятно света. Меньше чем через минуту Чапел оказался на площадке первого этажа. Здесь был главный вход, и отсюда на улицу вели створчатые застекленные двойные двери. На полу комом валялся смятый белый халат. Изумленных лиц, по которым можно было бы определить, куда побежал террорист, не наблюдалось. Только спокойный поток пациентов и докторов в обычное утро среды.

На тротуаре Чапел приподнялся на цыпочки, стараясь разглядеть бритую голову и широкие плечи. Пробежав несколько шагов по улице в одну сторону, он вернулся и так же немного пробежал в другую. Пешеходов было довольно много, но никого подозрительного он не заметил.

Сообщник Талила исчез.

Когда Чапел вошел в кабинет, Жанет Бак сидела на смотровом столе, а ее коллега-терапевт обрабатывал ей рану.

— Вы поймали его?

Чапел отрицательно покачал головой:

— Слишком резвый. Он выскочил через главный вход прежде, чем его успели задержать.

Она горько улыбнулась.

— Как вы? — спросил он.

— Он приходил за вами.

— Я уже догадался. — Чапел смотрел на жуткий порез, выделявшийся на молочно-белой коже женщины. — Что случилось?

— Он не смог, — сказала она.

— Что вы имеете в виду?

— Я только отпустила пациента, повернулась, а тут он. Сразу бросился на меня. Он улыбался, но, когда ударил меня ножом, его лицо изменилось. Он испугался. — Она отвела руку врача и показала Чапелу рану. — Обратите внимание, куда он нанес удар — между вторым и третьим ребрами. Место выбрано идеально. Все, что требовалось, — это надавить чуть посильнее. Лезвие вошло бы прямо в сердце. И я умерла бы, не успев даже вскрикнуть. Чтобы так точно попасть, надо иметь определенную практику.

— Думаю, практики у него было достаточно, — сказал Чапел.

— Тогда объясните мне, что его остановило?

Мордехай Кан ехал на север по двухполосной щебеночной дороге через опаленные войной поля Боснии. Какое-то время назад он обогнул Сребреницу, где за одну только неделю были убиты семь тысяч мусульман. Их тела похоронили в неглубоких общих могилах, засыпали негашеной известью и сверху прикрыли землей ровно настолько, чтобы ее не смыл летний ливень. Где-то там среди пологих холмов и распаханных лугов, а может, в густом сосновом подлеске остались и другие тела — сотни, тысячи, может, бог весть сколько.

Отвлекшись от дороги, он провел рукой по пассажирскому сиденью в поисках чего-нибудь съестного. На нем валялись фантики от конфет и банки из-под лимонада. Пошарив среди них, он нашел начатый пакет с жевательными мармеладками в форме медвежат Гамми. Он проворно высыпал его содержимое на ладонь и одним махом забросил конфеты в рот. Терпкий вкус вишни заставил улыбнуться — любимые конфеты его детства.

Кан устал свыше всякой меры. С тех пор как он в последний раз полноценно спал, прошло уже двое суток. Такой усталости он еще не знал. Нет, это были не те болевшие суставы, покрасневшие глаза, затекшая шея, как у всех, кто работал по ночам в лаборатории или на полигоне. Это была новая, жгучая усталость, несущая с собой ясность цели, горячее желание поскорее выполнить поставленную задачу, ощущение своей моральной правоты.