Энтони О'Нил - Фонарщик

— А если у нас даже сейчас ничего не получится?

— Должно получиться. — Профессор взял пневматическую винтовку. — Мы были рождены для этого.

— Для мученичества?

— Не стоит смотреть на вещи так мрачно. Я не могу себе представить, что она совсем нас бросит. Нет, правда, вы меня простите, но я бы сказал, это противно всякой логике. — Он дал Канэвану капсюльный револьвер.

— Это действительно необходимо?

— Конечно, это нелегко, дружище, но вы прекрасно знаете, что так нужно.

— Я не сомневаюсь в том, что так нужно, — ответил ирландец. — Вот только бы оказаться на уровне задачи. На уровне противника.

— Сам противник не проблема. Нашим бичом станут расставленные на пути ловушки и демоны, которые нас не узнают.

Канэван посмотрел на револьвер и вздохнул.

— Я этим никогда не пользовался, — признался он.

— Этому недолго научиться.

— А вам приходилось стрелять?

— Конечно, нет, — усмехнулся Макнайт. — Я и понятия не имею, о чем мы говорим. Но это меня никогда не останавливало.

Надев охотничьи куртки и молескиновые брюки, навесив на себя амуницию и припасы, они нырнули в сгущающуюся тьму, и когда, в последний раз завернув на Кэндлмейкер-рау, дошли до Каугейт, двигались уже синхронно. Разогнали стаю ощерившихся собак и облака чада от рыбьего жира, прохрустели по гниющим листьям капусты и без тени сомнения вступили на Шэндс-уайнд. Воодушевленные целью, они осторожно прошли по темным глубинам переулка к недавно раздвинувшемуся отверстию в стене и в последний раз остановились, восхищенные сложностью композиции Эвелины: торчащая из земли горловина сломанной трубы, запахи развороченных мусорных баков, редкие снежинки, тающие в воздухе над вратами, ведущими в ад.

Прингл стоял перед дверью Эвелины и с беспокойством думал о том, что инспектор спрятался сознательно, чтобы тем самым в соответствии со своими мрачными прогнозами дать свершиться убийству. Послание Авраама Линдсея явится необходимым доказательством и почти наверняка станет поводом для ордера на арест, которого так долго искал Гроувс. Относительно того, как именно Эвелина попытается наказать бывшего содержателя пансиона — при помощи ли дьявола, обитающего в ее разуме, на чем настаивала вдова Лесселс, или каких-либо иных средств, — Прингл предпочитал не выдвигать предположений, считая себя для этого недостаточно информированным. Но его серьезно беспокоили множественные признаки того, что Гроувс относится к этому делу слишком уж лично — чего никогда не делал Восковой Человек — и что его восхищение Эвелиной граничит с мстительностью.

Он задумчиво смотрел на инспектора, пытаясь разгадать его чувства, как вдруг наверху раздался крик. Гроувс задвинулся еще дальше во мрак.

Несколько секунд спустя мимо них прошла Эвелина. Она имела вид сомнамбулы — отсутствующее выражение лица, застывший взгляд, — а в руках держала войлочный мешочек, куда по размеру как раз могло поместиться оружие. Она выскользнула на улицу.

Получив послание Линдсея, она, казалось, собиралась все сделать сама. Или руководить. Лучше и придумать было нельзя, и возбуждение Гроувса вызывало подозрения.

Держась на безопасном расстоянии, полицейские пошли за ней следом по Кэндлмейкер-рау и в падающий снег — один нетерпеливо, другой растерянно.

При всей решимости, благородстве намерений и даже непреклонной уверенности Макнайта в успехе величие мероприятия повергало их в трепет. Когда опускную решетку ворот разнесло в щепки, они с ужасом заглянули в доступное теперь царство, и Макнайт предостерег:

— Ад — это место, где нет ни покоя, ни справедливости, где разум быстро улетучивается и твердо уверены мы можем быть только в том, что экспедиция грозит стать весьма трудным предприятием.

Однако вопреки словам профессора сначала они очутились в помещении, мало чем отличающемся от обычных эдинбургских катакомб: подвал с высокими итальянскими сводами, похожие на иглы сталактиты и вековая кирпичная пыль. Они посветили фонарями вокруг, но не обнаружили никаких признаков, что здесь недавно кто-то побывал, только какие-то зарубки у двери в задней стене, кирпичи вокруг которой почернели словно от сильного огня. Пригнувшись, они прошли в похожее по размеру и такое же пустое помещение, еще в одно, затем в четвертое, в конце которого была не одна дверь, а пять. Дыша спертым воздухом, они посветили на каждую, убедились, что ни одна из них ничем не отличается от остальных, и застыли в нерешительности, какую предпочесть.