Павел Астахов - Продюсер

— Виктория. Здравствуйте! Это Фрост.

— Корней Львович, я вам все сказала! Не надо…

— Нет-нет! Не торопитесь, Виктория. Я звоню как друг. Я очень переживал наш последний разговор и понял, что был не прав.

— Вот как?! Оч-чень интересно! Может, вы и миллиард готовы вернуть? — съехидничала Медянская.

«Ого! — чуть не поперхнулся Корней. — Она знает о расписке?!»

Пришлось на ходу менять тактику:

— Дело не в расписке, Виктория. Я приношу извинения. Ведь у вас такое горе. Я хочу реально помочь вам. Я уже это подтвердил. Надеюсь, конверт пришелся кстати?

Фрост очень грубо намекнул на деньги, переданные во время похорон, и, хотя видеть ее не мог, по наступившему молчанию понял, что удар нанесен точно, и продолжил с удвоенной энергией:

— Я могу предложить вам, Виктория, хорошую цену за проекты Иосифа. Например, не буду скрывать, что «Звездный конвейер» был нашим общим детищем. И он дорог мне не меньше, чем Иосифу и вам. Чтобы сохранить о нем память, я предлагаю ввести новый конкурс и новый грант для талантливых начинающих артистов. Назовем его «Премия Шлица». Каждый год проводим конкурс, отбираем лучших из лучших. На «конвейере» идет их учеба и потом выступления. Спонсоры будут стоять в очереди. Половина прибыли ваша, Виктория! Соглашайтесь.

Фроста понесло. Да, он врал, но делал это столь самозабвенно, что почувствовать, что это вранье, было почти невозможно.

— Я не понимаю всей механики… — забормотала ошарашенная Виктория, — мне сложно оценить эту идею… Конечно, Иосиф мечтал о собственной премии своего имени. Мне надо подумать…

— Хорошо, хорошо! Не тороплю. Не смею. Как будете готовы — звоните. Договорились?

Медянская вдруг почувствовала, что впадает в некий транс. То ли Корней обладал какими-то хитрыми приемами воздействия, то ли она просто измоталась, но все вокруг вращалось и кружилось. Она потерла висок, потом — другой, тряхнула головой, так что волосы разлетелись по сторонам, но наваждение не проходило.

— Да, конечно, Корней Львович, — решила она срочно заканчивать разговор, — извините, Корней, я… я поняла. Я позвоню… если что…

— Виктория, Вика, скажите, я прощен? Мне это важно… очень важно! — наседал Фрост, и Вика уже в полуобморочном состоянии прошептала:

— Да-да. Прощен… и я… и меня… все… пока…

Трубка выпала из ее рук, и она осела на ступеньках собственного подъезда, где и начала разговор с Фростом, выйдя из машины. Шофер уже уехал, а Виктория, задержавшись на крыльце, так на нем и осталась. Лежала тихонько, уткнувшись ничком в верхнюю ступеньку.

Огромный неповоротливый белый микроавтобус с широкой синей полосой и наклеенной надписью «Следственный комитет при Генеральной прокуратуре» летел по улицам, пугая автолюбителей сиреной и кряканьем. Испуганные прохожие-пешеходы едва успевали отскакивать от мчащегося правоохранительного «бобика», но, отскочив, они показывали пальцами и почему-то смеялись. Сидящий внутри Агушин, несмотря на то что погрузился в глубокие раздумья, это заметил. И когда уже восьмой человек помахал вслед рукой и сделал неприличный жест, Агушин окликнул водителя:

— Саша, в чем дело? Почему все оборачиваются и как-то странно реагируют? Ты машину осматривал? Может, там уже кто-то свастику или звезды пририсовал? А?

— Да вроде, Геннадий Дмитриевич, все в норме. Мыл вчера вечером.

— Ладно… когда доедем, посмотрим, — проворчал Агушин, — сейчас некогда. Давай здесь напрямки, — указал он, как срезать путь, проехав по встречной односторонней улице.

Идущие вдоль проезжей части люди вновь поприветствовали следственную группу, и генерал юстиции раздраженно закрыл глаза и попытался восстановить в подробностях события последних часов.

Федя и Проша по-прежнему сидели в КПЗ, и у него были еще законные 24 часа на их задержание. Фарфоров смылся из страны и находился теперь где-то в районе Лазурного побережья Франции, так как рейс частного самолета был выполнен на Ниццу. А из Ниццы можно попасть в любую точку побережья от Сан-Тропе до Сан-Ремо — без малого триста-четыреста километров роскошных пляжей, лазурных вод, горячих вечеринок и загорелых полунагих девиц.

Агушин завистливо вздохнул. Он таких девушек видел только в кино да на картинках «Плейбоя», который регулярно приносил кто-то из коллег в контору, где его и зачитывали до дыр, а потом разрывали на постеры. Да, вывешивать их на стенах было запрещено, но если открыть дверки любого шкафчика или сейфа, то из него на вас обязательно глянет какая-нибудь голая «Мисс Айова».