Павел Астахов - Продюсер

— Артем Андреич, он звонит! Фарфоров звонит!

— Соединяй! — распорядился Артем и уселся в глубокое кожаное кресло поудобнее.

Треск, полтора аккорда известной всем офисным служащим мелодии — и в трубке активизировался Кирилл:

— Алло! Алло! Темочка! Это я — Кирюша. Привет, дорогой!

Павлов удивился: интонации певца были необычно ласковыми и елейными. «Видимо, ему там действительно хреновенько!» — промелькнуло в сознании адвоката, но вслух он так же радостно и фальшиво произнес:

— Здравствуй, дорогой Кирилл! Как поживаешь?

— Плохо… — плаксиво затянул Фарфоров.

— Ой-ой! Что ж такое, Кирилл Брунович? Кто обидел народного любимца?

Павлов всегда слегка подтрунивал над звездами эстрады и сцены. Если к ним относиться серьезно, то придется самому стать частью шоу-бизнеса. А подобные разговоры будут выглядеть или слишком пафосно, или чересчур пошло. Поэтому Артем выбрал именно такой легкий саркастический стиль. Умных собеседников этот стиль тоже устраивал, а с глупыми Павлов долго не церемонился.

Фарфоров относился к умным и сообразительным, но слишком самовлюбленным. Это порой и становилось его главной проблемой, как в случае с ссорой между ним и покойным продюсером Иосифом Шлицем. Если бы не глупая самонадеянность певца и истерика, которую он устроил в клубе «Гоголефф», не пришлось бы и прятаться за границей.

Кира тяжко вздохнул:

— Артем, я хочу официально тебя нанять!

— Ух ты?! На-а-аня-а-ать? — протянул адвокат.

— Ну, да. Нанять… или там… как правильно? Контракт подписать… заключить… ну я не знаю! Ты сам все знаешь, Тема! Ты же адвокат, а не я.

— То-то и оно, Кирюша. Ладно, говори, что такое случилось?

— Я устал бегать от этого палача! — выкрикнул певец.

— Какого еще палача? Ты о ком?

— Ну, этот… из Генеральной прокуратуры. Агутин, кажется?

— А-а-а? Муж Варум? — продолжал прикидываться Павлов.

У него было несколько свободных минут до назначенной в офисе встречи, и Артем не отказывал себе в удовольствии слегка поподтрунивать над звездным Фарфоровым. А тот уже не на шутку расстроился. Видимо, нервы не выдерживали.

— Если бы! Никакой он не муж Маньки! Он… он… сука он! Вот кто. И муж суки!

— Ну, ну, Кирилл. Спокойнее! Нас же люди слушают. Выражайся прилично.

— Как?

— Здрасьте! Ты в школе, что ли, не учился? Как выражаться, тебя учить…

— Не-е-е-ет! Я не об этом. Я не понял, какие люди нас слушают.

Артем не мог сдержать смешок, а потому откашлялся и серьезно пояснил бестолковому певуну:

— Видишь ли, Кириллка, если ты звонишь из-за границы, да еще в офис адвокату, то должен понимать, что в разговоре примут участие молчаливые, но о-о-о-очень серьезные люди. Продолжать объяснять? Или сам догадался?

— А-аа-а? Понял. Но ты меня совсем запутал, Павлов! Я же тебе говорю, меня достал этот следак. Ты мне должен помочь. Он же меня в тюрьму… в наручники… под суд… а я не могу! Не могу! Не хочу я в тюрьму! Я же звезда! А он, наоборот, не звезда, а… — Фарфоров перешел к своим любимым рифмам, но Павлов тут же его перехватил:

— …а выпал из гнезда. Ты это хотел сказать? Чем же я тебе могу помочь?

— Можешь, можешь, Тема! Я хочу вернуться в Россию. Мне надо к моим зрителям, поклонницам…

— И поклонникам, — серьезно добавил Павлов, отчего Фарфоров застонал:

— Да! Да! И к поклонникам! Придумай что-то, адвокат Павлов! Умоляю тебя. Я тут сдохну от тоски. От этих вонючих устриц, лобстеров, шампанского…

— Сочувствую тебе, Кирилл. Хорошо, поможем узнику совести избавиться от буржуазных изысков и вечного кайфа.

— Так ты поможешь? — не верил своим ушам певец.

— Помогу. Но, прежде всего, у меня для тебя две новости. — Павлов сделал паузу, предоставляя Фарфорову возможность пофантазировать.

Но с воображением у народного любимца в данный момент было неважно, и он снова застонал:

— Ну, какие еще новости? Плохая и очень плохая? Или плохая и хорошая? — с надеждой переспросил расстроенный Фафа.

Павлов хмыкнул:

— Вижу, что вы, товарищ народный артист, действительно в шоке. А звезде шок противопоказан. А что касается новостей, то их правда две. Одна хорошая, а другая тоже хорошая.

— Говори!!!

— Первая — дело Шлица прекращено.

— Как?! Значит, я больше не обвиняюсь в убийстве?!

— Точно. А теперь слушай вторую. В Америке обнаружилось завещание Иосифа Давыдовича. По нему все имущество завещано сыну.

— И что же здесь хорошего?

Фарфорова, честно говоря, устраивала и первая хорошая новость. Но чисто машинально он продолжал спорить.