— Знаете, вы вполне можете отпустить меня, — сказал Аранхук.
— Успокойтесь, — вздохнул Кройц. — С вами все будет в полном порядке. Обождите, увидите.
— Я арестован?
— Разве мы бы везли арестованного обратно?
— Тогда почему я в наручниках? — Пятна на рубашке Аранхука расползались, в машине пахло страхом и дерьмом. Аранхук оглянулся на Сиднея, пристально всматриваясь в глаза, посылая настойчивые жалобные сигналы. — Почему меня не повезли с остальными?
Сидней пожал плечами, к его щекам прихлынула кровь.
— Товарищ, я лишь исполняю приказ.
— По-моему, вам сейчас лучше заткнуться, — проворчал Кройц. — Обоим.
Он притормозил на крутом повороте, где-то на два витка впереди Сидней мельком заметил хвостовые огни «ауди» Кобба. Молчание прерывалось лишь маниакальным кружением мыслей Аранхука. Одни умеют торговаться за жизнь, а другие просить о пощаде. Одни твердят, что ничего не кончено, пока все не кончится, другие, кажется, понимают, что они — ходячие трупы. Порой избыток ума становится фатальным.
Через какое-то время машина остановилась в нескольких сотнях ярдов от перекрестка с дорогой на Монтальбан. Кройц выскочил из кабины, метнулся в лес, нацеливая на бегу автомат. Вернулся, тяжело дыша.
— Чисто, — сказал он, обращаясь к Аранхуку. — Выходите.
Каталонец тяжело сглотнул.
— Зачем?
— Таков приказ, — пожал плечами Кройц. — Даже анархисты должны понимать. Выходите!
Пленник взглянул на Сиднея:
— Дружище, вы же понимаете, что тут что-то не так, правда?
Сидней отвел глаза.
— Выходите.
Аранхуку стало трудно дышать.
— Слушайте, — крикнул он, — это ошибка! Я ничего плохого не сделал. Это просто несправедливо!
— Разве дело в справедливости или несправедливости? — проворчал Кройц, бросив нервный взгляд влево. — Сейчас же вылезай, пока я тебя не выкинул.
Аранхук всхлипнул, крепко зажмурился и затряс головой, настойчиво повторяя:
— Это несправедливо…
— Выбрасывай гада! — рявкнул Кройц. — Зачем они вечно осложняют дело?
Когда Аранхук открыл глаза, они были полны слез; слезы текли по носу, капали с подбородка.
— Прошу вас, — шепнул он.
Сидней глубоко вздохнул:
— Выходите.
— Ох, боже, — всхлипнул анархист, и по долине внезапно пронесся порыв холодного ветра, сотрясший деревья и покачнувший машину. Он сдвинулся к краю сиденья, выскользнул из кабины, но не устоял, с рыданием упал на дорогу. Сидней поднял его на ноги и прищурился одним глазом на Кройца.
— Должен быть какой-то выход, — задохнулся Аранхук. — Это… это… — Очередной порыв ветра унес его слова.
Кройц тронул его за плечо:
— У тебя есть минута на подготовку, а потом беги.
— Ох, боже, — простонал Аранхук.
Кройц бросил взгляд на Сиднея:
— Мы оба это делаем. Понял? Оба. — Он улыбнулся. — Не бойся, это разрешается по закону о побеге. Когда пленный бежит, в него можно стрелять. Абсолютно законно. — Он взглянул на часы и сплюнул на дорогу. — Пора. Беги!
— Минуту обещали! — закричал Аранхук. — Я еще не готов.
Кройц сделал три быстрых шага, толкнул его вперед. Он рухнул на колени.
— Встать! — рявкнул Кройц.
— Пожалуйста, не надо… Пожалуйста, прошу вас, пожалуйста…
Выстрел нагана Сиднея прозвучал в сыром воздухе мокро и сильно. Пуля попала в спину каталонца, бросив его вперед с гулким вздохом. Со скованными за спиной руками он упал лицом на дорогу. Стараясь подняться, заелозил ногами по асфальту. Сидней опустил револьвер, оглянулся на Кройца. Немец кивнул и всадил в спину Аранхука три пули.
— Скорей, — сказал он. — Сними с него наручники, переверни на спину.
— Он еще живой.
Ноги дергались, пытаясь бежать, словно не знали, что тело мертво.
— Всегда так бывает. Сними наручники. Вот ключ.
Сидней опустился на колени, повозился с ключом, из тела Аранхука с долгим жалобным стоном вышли газы. Освободившиеся от наручников кисти упали костяшками на дорогу. Кройц ногой перевернул тело на спину.
— Никакого достоинства, — вздохнул он, глубоко засовывая во внутренний карман анархиста конверт, который дал ему Кобб. — Гад, предатель. Пошли.
Сидней смотрел на труп Аранхука. За разбитыми очками один глаз был закрыт, другой камнем сидел в глазнице. Из ноздрей текли темные струйки крови, влажно сверкавшие струпьями на подбородке. Указательный палец правой руки спазматически дергался, словно нажимая на спусковой крючок или маня Сиднея наклониться поближе.
— На нем крест.
Читать дальше