Кейт Аткинсон - Преступления прошлого

Все в деревне хором твердили, как это трудно — быть директором школы, на деле же это было проще простого. Дети были просто прелесть, славные деревенские ребятишки: всего-то один с легким нарушением внимания, пара чесоточных, один отъявленный хулиган и, по статистике, еще должен был быть мальчик для битья (или девочка), которого (или которую) Каролина пока не вычислила. Практически все сносно читали (чудо), знали старые дворовые игры. Их жизнь подчинялась сельскохозяйственному календарю, так что праздник урожая действительно был праздником урожая, а весной на урок «Покажи и расскажи» кто-то привел самого настоящего, всамделишного ягненка. Было даже майское дерево [96] Майское дерево — высокий, нарядно украшенный столб; устанавливается в мае на площадях во многих европейских странах, древний символ плодородия. на деревенской лужайке, вокруг которого дети танцевали, думать не думая о фаллической символике. Она полюбила эту работу и надеялась, что в случае развода сможет ее сохранить: при их феодальных порядках всем в округе заправлял помещик, а помещиком фактически являлся Джонатан. Не то чтобы она собиралась разводиться, но с трудом верилось, что так будет продолжаться вечно. Всему когда-нибудь приходит конец. Нельзя постоянно быть на шаг впереди. Не важно, как давно тебя потеряли, рано или поздно тебя найдут.

К тому же без работы ей здесь не выжить. Чем бы она занималась все дни напролет? Джонатан вот придумывал себе занятия. Постоянно заходил в фермерскую контору или мерил шагами холмы, осматривая поля и изгороди, но, чтобы управлять фермой, у него был управляющий, и все точно так же шло бы своим чередом, и не ходи он в контору, и не смотри на изгороди. Он часто брал с собой дробовик и стрелял дичь, мол, где ферма — там и охота, но на самом деле он просто любил стрелять (или убивать). Он был метким стрелком и хорошим учителем, и вскоре Каролина открыла в себе талант к стрельбе. Но по зверью она не стреляла в отличие от Джонатана — только по мишеням, летающим тарелкам и консервным банкам. Ей нравилось огнестрельное оружие, нравилось ощущать в руках его тяжесть, нравился момент совершенного равновесия за миг до того, как спустишь курок, когда уже понятно, что попадешь в цель. Поразительно, что можно было преспокойно разгуливать по окрестностям (пусть даже по своим собственным), размахивая смертоносным оружием.

Когда Джонатан не притворялся, что управляет поместьем, и не отстреливал маленьких и беззащитных, он выезжал на одном из материнских гунтеров. У Каролины постоянно спрашивали: «Вы ездите верхом?» — и никто не верил, когда она отвечала, что нет. Ровена, разумеется, была «прекрасной наездницей», а Джемима, судя по всему, за годы брака с Джонатаном с лошади не слезала вообще. Знакомые вздергивали брови, как-де Джонатан мог жениться на той, что рысь от галопа не отличит, но ему было до звезды, любит ли она лошадей. В этом было одно из его несомненных достоинств — ему было все равно, чем она занимается, даже больше — все равно, чем в принципе занимаются другие люди. Она не сомневалась в том, что это — нарушение социального поведения; в другой жизни его вполне могли бы объявить психопатом. Психопаты повсюду, это необязательно убийцы, насильники или маньяки. Психопатические наклонности — такой диагноз поставили Каролине. Точнее, не Каролине, а той, кем она была прежде. Каролина считала, что врачи дали маху. А кто определенно социопат, так это Джеймс: вот к чему приводит селекция.

Их мать Джемима прошлым летом приезжала в гости. Она была как статуэтка тончайшего английского фарфора и превосходно ладила с Ровеной. Они запоем обсуждали подпруги, мартингалы, красных девонширских и проблемы с «верхним лугом» — Каролина даже не знала, что у них есть «верхний луг», не говоря уже о проблемах.

— И все-таки… почему ты развелся? — спросила она, держа Джонатана в скользких, жарких, посткоитальных объятиях, покуда в полумиле от них Джемима укладывалась своей изящной белокурой головкой на подушки из пуха венгерского гуся, по сто двадцать фунтов за штуку, в одной из трех гостевых спален вдовьего домика.

— Боже, — простонал Джонатан, — Джем была такая зануда . Ты даже представить себе не можешь, Каро.

И он грязно гоготнул, перевернул ее на живот и вошел в нее сзади — что ни говори, выносливости ему было не занимать. И, полузадушенная собственными подушками (стоившими не многим дешевле), она подумала, интересно, давала ли Джемима в попу, и решила, что вряд ли, но с девушками из высшего общества никогда не знаешь наверняка, они такие фортели могут выкинуть, о которых «деревенские свиньи» и не слышали.