Кейт Аткинсон - Преступления прошлого

Парадную дверь, некогда цвета бутылочного стекла, выкрасили в белый, а латунь давным-давно никто не полирован. Никакой охраны не было — ни замков, ни домофона, ни камеры наблюдения, — в дверь по-прежнему мог беспрепятственно войти кто угодно.

Латунная табличка на двери, гласившая: «Холройд, Уайр и Стэнтон. Юрисконсульты и адвокаты», сменилась пластиковой «Салон красоты „Нега“». «Неге» предшествовало таинственное «ООО „Хелльер“», которое появилось и исчезло между третьей и четвертой годовщиной. После «ООО „Хелльер“» офис долгое время пустовал, пока туда не въехал «Джей-эм бизнес-консалтинг». В шестую годовщину Тео поднялся наверх под предлогом, что его интересуют компьютерные курсы, но девушка-администратор нахмурилась. «Мы этим не занимаемся», — отрезала она, не пожелав разъяснить, чем же именно они занимаются, и у Тео создалось впечатление, что практически ничем, если не считать хранения кучи больших коробок. Он хотел взглянуть на то место, то самое место, хоть одним глазком, но, помимо загромождавших коридор коробок, везде были понаставлены хлипкие ширмы, и он решил не поднимать шума и не пугать девушку.

Лестница его доконала. Он отдышался на площадке, прежде чем войти в новую стеклянную дверь с вытравленным на ней размашистыми завитушками словом «Блаженство», сулившим если не элизиум, то страну Кокейн. [33] Кокейн — сказочная страна изобилия и праздности из средневековых баллад.

Администратора в стерильно белой форме, судя по беджу, звали Миланда. Звучит как марка маргарина с низким содержанием холестерина, подумал Тео. Она посмотрела на Тео с ужасом, и ему захотелось уверить бедняжку, что ожирение не заразно, но вместо этого он сказал, что хочет устроить жене сюрприз на день рожденья, «немного ее побаловать». Это была ложь, но она никому не могла навредить. Жаль, что он так мало баловал Валери, а теперь уже слишком поздно.

Справившись с шоком от размеров клиента, Миланда предложила ему программу «Спа-уход на полдня» — педикюр, маникюр и обертывание с морскими водорослями, и Тео заявил, что это «то, что надо», но он, пожалуй, полистал бы брошюру и посмотрел, что еще у них есть. На что Миланда ответила «конечно» с натянутой улыбкой, — очевидно, она беспокоилась, что Тео окажется скверной рекламой для салона красоты, сидя в холле на (возможно, непрочном) тростниковом диване рядом с фонтанчиком из стеклопластика, чье журчание состязалось с «успокаивающими звуками» диска «Медитация» — странной смесью свирели, пения китов и шума прибоя.

Со времени его последнего неудачного визита офис был полностью отремонтирован. Стены стали сиреневыми, а двери заиграли палитрой пурпурных, розовых и голубых красок. Перегородки из гипсокартона совершенно изменили форму помещения, поделив его на открытые отсеки и отдельные комнатки — «процедурные», согласно дверным табличкам.

Переговорная — осталась она прежней, нетронутой или ее превратили… во что? В парную, в сауну? Или разделили на кабинки для «тайского массажа» и «бразильской эпиляции»? (Брошюра предлагала самые неожиданные услуги.) Подошла клиентка, и Миланда повела ее в один из кабинетов. Тео встал, якобы просто чтобы размять ноги, и сделал вид, что прогуливается по коридору.

Дверь в переговорную (выкрашенная в какой-то синюшный цвет) была приоткрыта и, стоило Тео легонько ее толкнуть, тут же распахнулась, выставив всю комнату на его обозрение. Раньше Тео не удавалось зайти так далеко, поэтому он не имел представления о том, как комната изменилась за прошедшие десять лет, но очень удивился, обнаружив, что в ней нет ни мебели, ни оборудования, пол пыльный и в царапинах, краска на стенах потрескалась. Прежняя переговорная была живым сердцем их конторы, а теперь ее использовали в качестве подсобки, забитой коробками масел и кремов; к стене привалился сложенный массажный стол, из корзины для белья вываливалась гора использованных белых полотенец. Мраморный камин был на месте, на решетке лежала холодная зола.

На том самом месте, месте, где убили его дочь, стояла тележка больничного вида, только вместо лекарств она была нагружена разноцветными флакончиками лака для ногтей. Тео как-то был в Санкт-Петербурге и зашел в храм Спаса на Крови, построенный на месте убийства Александра II. Поразительное сооружение: сплошь мозаика, и золото, и шпили, и покрытые эмалью купола-луковицы, — но внутри ему показалось бездушно и холодно. Теперь он понимал, что атмосфера по большому счету не имела значения, важно уже то, что эта церковь есть, а значит, никто никогда не забудет того, что там случилось. Место, где упала Лора, было отмечено тележкой с лаком для ногтей. Разве это подобающее надгробие? Разве на священном месте, где пролилась кровь его дочери, не должен был забить ручей или зацвести дерево?