Джеймс Паттерсон: Мэри, Мэри

— Чем вы можете подтвердить это? Особенно в свете того, что произошло позднее.

Кажется, Мэри была здесь не единственной, кто занимался отрицанием.

— Если бы меня спросили в суде, я бы ответила — ничем. Но восемь лет профессионального общения что-нибудь да значат, правда?

Я не сомневался, хотя мне хотелось бы услышать что-нибудь посущественнее.

— Как насчет ее детей? — продолжил я. — В дневниках она не упоминает о них. Но за свое короткое знакомство с Мэри я убедился, что теперь дети — ее главная забота. Для нее они живые. Она буквально одержима ими.

Доктор Шапиро кивнула и посмотрела на часы.

— Это трудно объяснить. У меня есть лишь одна теория — возможно, Мэри начинает понемногу приходить в себя. Ее память об убитых детях постепенно проясняется. И поскольку она о них уже вспомнила, единственный способ избавиться от подавлявшегося двадцать лет чувства вины — сделать их живыми. Кстати, это объясняет, почему она решила сбежать от нас: чтобы жить вместе с детьми. С точки зрения Мэри, именно так и произошло.

— А как же убийства в Калифорнии?

Я старался задавать свои вопросы побыстрее — Шапиро ерзала на месте, словно собиралась вот-вот вскочить и броситься наутек.

Доктор пожала плечами, явно тяготясь нашей беседой. Любопытно, разговаривая с пациентами, она тоже куда-нибудь торопилась?

— Не знаю. Трудно сказать, что могло случиться после того, как Мэри исчезла из больницы. — Она покачала головой. — Хотя как раз Лос-Анджелес меня не удивляет.

— Почему?

— Несколько лет назад ее историей заинтересовался Голливуд. В больницу приезжали разные люди. Мэри разрешили с ними общаться, но, будучи пациенткой психбольницы, она не могла передавать им какие-нибудь права или заключать контракты. Они потеряли к ней интерес и перестали ездить. Кажется, за последние два года это были ее единственные посетители.

— А кто приезжал? — Я раскрыл свой блокнот. — У вас остались записи визитов? Какая-нибудь информация?

— Я не помню фамилий, — ответила доктор. — И по правде говоря, меня смущает вопрос конфиденциальности. Думаю, вам лучше побеседовать с доктором Блэйсдейлом. Он решает такие вопросы.

Чего она боится больше — испортить репутацию своей клиентки или опоздать на какое-нибудь светское мероприятие?

Мои часы показывали 5.46. Я сообразил, что делать здесь больше нечего. Поблагодарив доктора Шапиро за оказанную помощь, я бросился обратно в административное здание.

Я чувствовал себя так, словно снова превратился в простого копа, и мне это понравилось. Когда я влетел в вестибюль, часы на стене показывали 5.52. Я подошел к стойке и улыбнулся молодой женщине с розовыми «перышками» в волосах и избытком бижутерии на платье:

— Привет, у меня к вам небольшая просьба. Займет всего пару минут. Но дело очень срочное.

— А ваше дело не может подождать до завтра? — Женщина смерила меня недовольным взглядом.

— Боюсь, что нет. Я только что говорил с доктором Шапиро, и она попросила меня обратиться к вам, пока вы не ушли. Мне необходимо посмотреть журнал посещений одной вашей пациентки. Ее зовут Мэри Константин. Это очень важно. Иначе я не стал бы вас беспокоить.

Сотрудница сняла телефонную трубку.

— Вас послала доктор Шапиро?

— Совершенно верно. Она только что ушла, но обещала, что никаких проблем не возникнет. — Я показал свое удостоверение. — Меня зовут доктор Алекс Кросс, я из ФБР. Мы расследуем убийство.

Женщина раздраженно поджала губы.

— Я уже выключила компьютер, и мне надо забрать дочь. Если хотите, могу дать вам все в бумажном виде.

Не дожидаясь ответа, она вышла в другую комнату и вернулась с толстой пачкой канцелярских книг.

— Можете побыть тут, пока не уйдет Бидси.

Она указала рукой на женщину, сидевшую в стеклянной будке, и молча удалилась.

Страницы журнала посещений были исписаны в две колонки. Я взял последнюю книгу и стал искать Мэри в графе «Навещаемые пациенты».

За два года ее имя не встречалось ни разу. Неудивительно, что она так одиноко чувствовала себя в больнице.

Затем вдруг появилось сразу несколько фамилий. Вероятно, это было связано с тем интересом, о котором говорила доктор Шапиро. Визиты продолжались примерно полтора месяца.

Я просмотрел фамилии посетителей. Все они были мне незнакомы.

Кроме одной.

Не знаю почему, Вермонт сразу невзлюбил мой мобильный телефон. Я постоянно находился вне зоны доступа. Мне пришлось разыскать платный телефон, и я позвонил агенту Пейджу, попросив его связаться с лос-анджелесской полицией. Через минуту офис Мэддокса Филдинга был на связи, но самого Филдинга в нем не оказалось. Сюрприз.