Вильям Кобб - Тайны Нью-Йорка

— Теперь поздно, — перебил, смеясь, Бам. — Я уже три дня как женат.

Восклицание «О!», заключавшее в себе все оттенки отчаяния, вырвалось из груди компаньонов.

— Погодите предаваться отчаянию! Я еще не сказал ничего о второй профессии!

— Он прав, — сказал Моп, — если у него есть вторая профессия, она искупает недостатки первой…

— Я уверен в этом, — сказал Вам, — я банкир!

Второй взрыв изумления издателей «Кошки».

— Банкир… как мы — журналисты?

— Ну, и что? Разве вы не были журналистами с газетой?

— Так ты банкир с банком?

— Да, именно, с банком, дорогой мой Трип!

— Банк! Банк! — возразил недоверчиво Моп. — Это как кто понимает это слово! Много людей считают себя банкирами, имея большую квартиру на первом этаже, несколько лакированных столов, железную решетку и пустую кассу!

— Я предоставлю вам самим судить о подлинности моего банкирского дома.

— Ну, говори! — произнесли оба друга, облокотившись на стол, чтоб лучше слышать.

— Так вот, недоверчивые друзья мои, полагаю, что я могу называться и женатым, и банкиром, если жена моя — дочь Арнольда Меси, первого банкира Нью-Йорка!

Третий взрыв изумления нет никакой возможности передать словами. Это нужно было видеть!

— Так, — продолжал Бам, — а теперь поговорим о деле…

— Бам, — торжественно произнес Трип, — у нас есть тела и, вероятно, души. Все это принадлежит тебе!

— Прежде всего я хочу знать, дорогие товарищи, не утратили ли вы добрых традиций старого времени?..

— Это значит…

— Это значит, что теперь мне нужны не журналисты, а прежде Трип и Моп, такие, какими они были в доброе время «Старого флага»… готовые на все, презирающие виселицу…

— О-о!

В этом «О!» уже не звучал восторг.

— Я объясню, — продолжал Бам-Барнет, как будто не замечая их беспокойства. — У нас много текущих операций, и мне нужны крепкие головы и здоровые руки. Я не хочу думать, что напрасно рассчитывал на вас и, признаюсь, с величайшим сожалением пришел бы к выводу о необходимости искать других союзников…

Эта фраза произвела свое обычное действие. Трип и Моп не допускали возможности быть отставленными.

— Конечно, это очень сложно, — сказал Трип, громко вздыхая. — Но что делать? Мы исполним все, что ты прикажешь…

— Итак, к делу, — бросил Бам. — На карту поставлено очень многое. Этому соответствует и плата за труды. Вы можете довольно быстро нажить целое состояние. Вам нравится подобная перспектива?

— Очень даже нравится, — сразу ответили оба друга.

— Отлично! Завтра в девять часов вечера вы должны стоять с закрытой каретой около Принтинг-сквера. Трип будет кучером, Моп исполнит обязанности лакея. Я буду там и скажу, что делать. Это еще не все…

— Будет исполнено!

— Хорошо. Еще вот что: мне скоро понадобится несколько храбрецов для весьма щекотливой экспедиции довольно далеко от Нью-Йорка. Найдите среди ваших знакомых несколько здоровяков… человек двенадцать… и прикажите им быть готовыми к отъезду по первому знаку…

— Хорошо, — сказал Моп. — Лучше всех с этим справился бы наш друг Кломп.

— Какой это Кломп?

— О! Великолепный работник… человек, который еще никогда не отступал…

— Будьте осторожны и доверяйтесь только верным и преданным людям. Что же касается денег, то в них недостатка не будет.

— Более никаких приказаний? — спросил Моп.

Бам секунду помолчал.

— Нет, это все, — произнес он. — Итак, я могу на вас рассчитывать?

— Как на самого себя…

— Отлично. Вы свободны. Деньги у вас есть, делайте, что хотите… и не забудьте… Завтра, в девять вечера, у Принтинг-сквера…

— Решено.

Трое соучастников пожали друг другу руки, и Бам ушел.

Оставшись одни, Трип и Моп с минуту смотрели друг на друга.

— Мы еще поговорим об этом, — сказал Трип. — У меня созрело несколько мыслей…

— И у меня тоже, — кивнул Моп.

Читатель помнит тот ужасный дом, который посетили Дан Йорк и Лонгсворд в ту страшную ночь, когда Кломп привел туда с улицы двух бездомных юношей…

В этот вечер Дик по знаку Кломпа поднялся на верхний этаж. Дойдя до низенькой двери под самой кровлей, они оба остановились и прислушались.

— Овечки не шевелятся, — сказал Кломп, — я думаю, что они успокоились…

— Еще бы! Ведь ты применил такие эффективные средства…

Кломп открыл дверь.

Сырой воздух с легким запахом плесени пахнул ему в лицо.

Трудно представить себе, какое ужасное впечатление производил вид этого обширного чердака… Свет сюда не проникал, атмосфера была смрадной и пронзительно сырой. Все пространство было завалено грудами тряпок — наследием двадцати поколений. Тут складывались лохмотья умиравших внизу или тех, которые, не имея возможности заплатить, оставляли этот хлам в виде залога.