Ранульф Файнс - Профессионал

Вытирая пот с глаз, я уловил движение за кустами. Осторожно подтянув к себе винтовку, сдвинул предохранитель.

От наших зарослей по крутому травянистому склону к вершине поднималась узкая козья тропа. По ней быстро приближались двое высоких мужчин. Я сразу обратил внимание на коричневый цвет одежды и матовый блеск оружия. На кепи второго мужчины сверкала красная кокарда. Это был не крошечный значок с изображением Мао Цзэдуна, какой носили многие повстанцы, а большая звезда комиссара.

Я понял: это те, кто нам нужен. Размышлять было некогда. Боевики находились в пятнадцати ярдах от зарослей; вот-вот заметят нас. Первый повстанец резко остановился, словно принюхиваясь. Его лицо было покрыто шрамами, голова обрита наголо. Я зачарованно смотрел на автомат Калашникова, на жуткий рожковый магазин, лежащий на согнутой в локте руке. Боевик повернулся, направляя автомат в нашу сторону. «Калашников» – очень неприятное оружие: одно прикосновение к спусковому крючку, и в тебя летит рой пуль калибра 7,62 мм с полым наконечником, которые вдребезги разбивают кости и в куски рвут внутренности.

Дюйм за дюймом я поднимал винтовку. Солнце было на востоке, за спиной боевиков, обрисовывая их темные силуэты. Вот тень первого повстанца, упав на кусты терновника, заслонила от ослепительных лучей мои глаза, слезящиеся от едкого пота. Теперь он смотрел прямо на меня. Помню, мелькнула мысль: «Увидел и решает, как быть».

Мой голос прозвучал словно по собственной воле:

– Бросайте оружие, иначе убьем!

Верзила двигался с молниеносной быстротой. Припав на колено, он плавным движением вскинул автомат. Я машинально нажал на спуск. Повстанец отлетел назад, словно получил в грудь удар кувалды. Раскидывая руки и ноги, как тряпичная кукла, он скатился по травянистому склону.

Второй боевик, шедший позади, опешил на миг. Я успел разглядеть под козырьком кепи его лицо.

Он показался мне печальным и немного удивленным. Винтовка калибра 0,303 уже нацелилась мне в грудь, когда загремели частые выстрелы. Двое солдат из моей группы открыли огонь практически одновременно.

Лицо боевика превратилось в кровавое месиво, нос и глаза впечатались в головной мозг. Пули разорвали грудную клетку, и куст цветущего терновника поймал отброшенное назад тело.

Из зарослей выполз наш связист. Умело обыскав труп, вернулся с винтовкой, патронами и большой котомкой, набитой документами.

Я взглянул на юг: в кустах мельтешили силуэты людей. Времени на раздумья не оставалось; другие группы ждали моего решения.

Я включил рацию и заговорил во весь голос – шепот был уже бесполезен.

– Всем позывным! Пятерка! Отходим немедленно… Конец связи.

Повторять приказ не пришлось. Забыв усталость, бойцы выскочили из укрытий и растянулись в длинную изогнутую цепь. Надеяться можно было лишь на быстроту; мы летели на крыльях страха. Позади затрещали выстрелы, однако никто не преградил дорогу, и повстанцам так и не удалось нас настигнуть.

После возвращения в Тамрайт солдаты заснули мертвым сном, а ко мне он все не шел. Я уже не раз стрелял в людей на дистанции в сотни ярдов, но то были неясные тени, ведущие ответный огонь. Однако я еще никогда не видел душу в глазах убиваемого, не чувствовал в нем человеческое существо, полное жизни, не видел, как после нажатия моего пальца на спусковой крючок тело разрывается на части.

Я старался прогнать этот образ, однако лицо, покрытое шрамами, наблюдало за мной из подсознания. Какая-то частица моего «я», еще молодая и не зараженная цинизмом, умерла в тот день вместе с верзилой-боевиком и его товарищем-комиссаром, распятым на кусте терновника.

Воспоминание промелькнуло так же быстро, как и пришло. Человек, скрывавшийся за лучом фонарика, заговорил снова:

– Необходимость свершить правосудие не исчезает по прошествии лет. Сейчас вы вернетесь в свою машину и проедете туда, где каждый понедельник вечером оставляете мешки с мусором. Вы выйдете из машины и разгрузите прицеп. И никаких глупостей: вы постоянно на мушке.

Один из его дружков цыкнул, требуя тишины.

– Кажется, на шоссе что-то мелькнуло.

Двое убийц отправились выяснять, в чем дело. Ослепленный фонариком, я почти ничего не видел.

Судя по всему, тревога оказалась ложной – эти двое вернулись, меня отвели к «монтего», и один из неизвестных уселся рядом со мной. Мой мозг лихорадочно работал. Я вспомнил старое правило, которому обучали на курсе поведения в плену: если тебя схватили, попытка бегства предпринимается как можно скорее. Я отчаянно искал мало-мальски реальный выход из ситуации.