Рут Ренделл - Бестия

Возможно, ему и в голову никогда бы не пришло решиться на этот шаг, если бы не револьвер. Но у него был револьвер, и он им воспользовался. Именно револьвер и навел его на эту мысль. Он давно уже переделал ствол: знал прекрасно, как с этим справиться, поскольку занимался этим с детства.

Итак, вооруженный, с пятью патронами в патроннике, он пробрался в Тэнкред-хаус и поднялся наверх, чтобы изобразить погром в спальне Дэвины. Люди внизу его услышали, и Харви Копленд поднялся со своего места, чтобы выяснить, что происходит. В этот самый момент вооруженный человек спустился вниз по задней лестнице и приближался к холлу со стороны кухни. Харви был у подножия лестницы; услышав звук шагов, он обернулся, преступник выстрелил, и Копленд рухнул навзничь на нижних ступеньках.

— Почему он стрелял в него дважды? — спросил Вайн. — По медицинскому заключению, он умер от первого выстрела.

— Я говорил уже о маньяке с идеей мести, сильно рознящейся с представлениями людей. Стрелявший знал о предложении, которое получила Дэйзи от Харви Копленда. В припадке ревности, чтоб отомстить ему, он дважды выстрелил в мужа Дэвины. Затем прошел в гостиную, где застрелил Дэвину и Наоми. В последнюю очередь он выстрелил в Дэйзи. Но так, чтобы не убить, а только ранить.

— Но почему? — спросил Берден. — Почему только ранить? Что ему помешало? Мы уже знаем, что вовсе не шум, поднятый наверху кошкой. Вы сказали, что он покинул дом минут в девять-десять девятого, когда Джоан Гарланд только еще подъезжала к усадьбе. Я бы вообще не назвал это бегством. Он просто спокойно ушел. Может, звонок Джоан Гарланд в парадную дверь поторопил его выскочить через заднюю дверь наружу?

— Если так, — сказал Вайн, — она бы слышала выстрелы, хотя бы последний. Он ушел, поскольку в револьвере больше не было патронов. Он не мог выстрелить второй раз, промазав в первый.

Зеленый туннель наконец-то кончился, оборвавшись неожиданно, как край утеса над пропастью. Границы леса, простирающиеся вдаль луга, в отдалении, — безлесые возвышенности, которые нечеткими очертаниями вырисовывались где-то под ними. На горизонте сгрудились кучевые облака, величественной громадой наползая на небесную синь, но до солнца было еще далеко — слишком далеко, чтобы пригасить его сияние. Они остановились, любуясь открывшимся видом.

— Дэйзи удалось доползти до телефона и позвонить по 999, в службу спасения, — продолжал Уэксфорд. — Болевой шок, ужас и страх за свою жизнь усиливались еще и душевными страданиями. В те минуты она, страшась умереть, одновременно, наверное, хотела этого. И еще долгое время спустя, долгие дни и недели повторяла, что не хочет жить, что ничего не осталось, ради чего стоит жить.

— Она потеряла всех, всю семью, — сказал Берден.

— Ох, Майк, ее состояние никак этим не объясняется, — неожиданно для себя нетерпеливо и резко проговорил Уэксфорд. — Что связывало ее с ее семьей? Да ничего. Мать она презирала, так же, как ее презирала Дэвина: слабое несчастное создание, по-глупому вышедшая замуж, не сделавшая никакой карьеры и всю жизнь зависящая от матери. Дэвину, уверен, она не любила, ее власть над собой ненавидела — все эти планы об университете и путешествиях, отбор за нее тех предметов, которые нужно изучать, даже вторжение в сексуальную жизнь. К Харви Копленду должна была питать насмешливое презрение и отвращение одновременно. Нет, своих ближайших родственников она ненавидела и никакого горя от потери после их смерти не испытала.

— И все же она страдала. Вы сами признавались, что редко видели такое горе. Она постоянно плакала, сокрушалась, призывала смерть. Вы только что об этом сказали.

Уэксфорд кивнул.

— Но не из-за того, что стала свидетельницей жестокого убийства семьи. Она страдала, поскольку человек, которого любила и который, как считала, любит ее, — этот человек в нее стрелял. Ее возлюбленный, единственный во всей Вселенной, кого боготворила, готовый рисковать всем, как ей казалось, ради ее любви, — хотел ее убить. Она так считала. В те самые минуты, когда она ползла к телефону, весь мир, казалось, перевернулся в ее глазах: человек, в которого она страстно, беззаветно влюблена, пытался покончить с нею, как только что покончил с остальными. Вот потому она так убивалась — по этой самой причине. Одинокая, покинутая, она осталась одна сначала в больнице, затем у Вирсонов, потом постоянное одиночество в доме, который стал теперь ее собственным, — а он даже не попытался связаться с ней, шагу навстречу не сделал, ни разу не подошел. Он никогда не любил ее, просто хотел убить, как других. Теперь я понимаю, почему с таким пафосом она сказала мне: «Рана у меня в сердце».