Каттани весь подобрался. Он пристально глядел в глаза Фьорито. Был напряжен, как пружина, изготовился отразить нападение. Фьорито уже приблизился почти вплотную. Выставил вперед длинные руки, готовый нанести удар. Они бросились друг на друга почти одновременно. И это помешало Фьорито всадить самодельный нож в грудь чуть сместившегося в сторону Каттани. Острие полоснуло по левой руке. Под прорезанным рукавом рубашки заалела длинная глубокая царапина.
Замахиваясь, Фьорито чуть потерял равновесие, и Каттани свалил его на землю. Падая, Фьорито выронил нож и теперь тянулся за ним. Комиссар ловко прыгнул на него, железной хваткой сдавил шею.
Тут надзиратели решили наконец вмешаться и обоих повели со двора. Когда Каттани, весь скрючившись от боли, проходил в сопровождении двух охранников мимо столпившихся заключенных, он услышал, как кто-то вслед ему произнес:
— Линяй скорей отсюда! Неужто не чуешь, что запахло покойником?
Да, его наверняка прикончат. Каттани был в этом совершенно твердо убежден. Ждет его тот же конец, что и брата Анны Карузо. Или же его пришьют во время прогулки. Точно таким же манером, как этого мафиозо Чиринна. Выхода нет. Он перевернулся на койкеи уткнулся головой в подушку.
Мозг его лихорадочно работал. Может, стоит испробовать один шанс, как бы слаб он ни казался. Он вскочил с койки. Подошел к двери и принялся по ней барабанить. В глазок заглянул надзиратель. Рожа у него была злая, хищная. Каттани знаками стал показывать, что хочет ему что-то сказать. Тот тотчас же отомкнул дверь и выпустил его из камеры.
* * *
Мальчишке было от силы лет тринадцать. Словно в слаломе, мчался он на своем мопеде, лавируя среди машин и весело насвистывая. Свернул в обсаженную деревьями улочку, по сторонам которой высились красивые богатые дома. Поискал глазами нужный номер и резко затормозил, влетев на тротуар. Прислонил мопед к стене, вошел в просторный вестибюль и поднялся лифтом на четвертый этаж.
Позвонил. Ему открыл слуга. Прежде чем тот успел спросить, чего ему надо, мальчик выпалил:
— Мне нужно поговорить с графиней Камастрой.
— А ты кто такой?
— Меня зовут Сальваторе, .— ответил мальчишка. Взгляд у него был смышленый, и держался сам он с достоинством, словно подчеркивая важность доверенной ему миссии. — Я должен передать графине письмо.
— Я передам его сам, — сказал слуга.
— Нет, нельзя, — отвечал Сальваторе, отступая на шаг, — надо вручить ей лично в руки, потому что я должен получить ответ.
Через несколько секунд, любопытствуя, вышла сама графиня. Взяв у мальчика письмо, открыла конверт, вынула листок и, повертев в руках, увидела, что он чист с обеих сторон.
— Но здесь ничего не написано!
— Слова знаю я, — ответил Сальваторе и ткнул себя в грудь. — Но это будет стоить миллион лир. Я должен отдать их тюремному сторожу.
Едва услышав про тюрьму, Ольга сразу же поняла, что дело касается Каттани,
— Я дам тебе миллион, - казала она.
Мальчишка продолжал стоять неподвижно, расставив ноги и опустив голову, словно собачка в ожидании кости.
— А, понимаю, — улыбнулась Ольга. Она ушла в комнаты и возвратилась с десятью банкнотами по сто тысяч, аккуратно их сложила и сказала: — Вот, держи свой миллион.
Сальваторе удовлетворенно кивнул и сообщил;
— Комиссар хочет вас видеть. Дело очень важное и срочное.
Судья стал чинить множество препятствий. Он и слышать не хотел о том, чтобы предоставить графине свидание с Каттани, ссылаясь на существующие правила: следствие еще не закончено, и с его стороны было бы нарушением разрешить постороннему лицу беседовать с заключенным. Видя, что прямым путем ничего не добиться, графиня решила обойти препятствие. Отведя в сторонку Терразини, она попросила его уговорить судью подписать разрешение.
Терразини была неприятна просьба графини, но льстило то, что она обратилась именно к нему. С напускной скромностью он проговорил:
— Но ведь я всего-навсего адвокат. Вы принимаете меня за всемогущего господа бога.
— Однако судья вас послушается!
Терразини в ответ лишь чуть улыбнулся и продолжал вяло упираться:
— И вообще я не понимаю вашей столь горячей заинтересованности в этом Каттани.
Графиня, бросив на него лукавый взгляд, сказала:
— Но ведь я женщина!
— Да, но женщина мудрая, — возразил Терразини. — С чего это вы поддались капризу?
Графиня пожала плечами. Вот именно: каприз.
Читать дальше