Марк Альперт - Последняя теория Эйнштейна

Наконец она опустила руку и снова схватила Дэвида за плечо.

— Какие числа назвал тебе Кляйнман?

Перебраться через Гудзон Саймону удалось без труда. На въезде в туннель Линкольна был блокпост, и там двое полицейских велели ему опустить окно, а натасканный на взрывчатку пес сунул нос в салон, но Саймон успел в отеле переодеться и смыть в душе все следы С-4, так что немецкая овчарка лишь равнодушно уставилась на рулевое колесо. Саймон показал копу документы — отличную подделку нью-йоркского водительского удостоверения, — и ему махнули, чтобы проезжал.

Через пять минут он уже был на автостраде в Нью-Джерси и гнал по насыпи, тянущейся через темный и сырой Мидоулэндс. Можно было ехать с любой скоростью — в четыре утра на шоссе никого не было, а вся полиция штата помогла нью-йоркским копам проверять мосты и туннели. Поэтому мимо аэропорта Ньюарка он пронесся на девяноста милях в час, потом свернул на запад, к нефтеперегонному заводу «Эксон».

Было самое глухое время ночи, самое дно ее. Впереди высились ректификационные колонны, поднимаясь из черноты. Горел факел, но пламенем тоненьким и неверным, слабым, как газовый запальник. Дорога, казалось, стала темнее. Саймон мчался в лабиринте труб и нефтяных танков, будто ехал под водой, и на пустом экране разума видел два лица — лица своих двух детей, но не ту безмятежную картинку, что на экране телефона. Здесь Сергей не улыбался, а лежал с закрытыми глазами в грязной канаве, руки почернели от ожогов, на волосах запеклась кровь. Зато у Ларисы глаза оставались открыты, будто она была жива, будто все еще смотрела в ужасе на тот огненный шар, что поглотил ее.

Саймон вдавил педаль в пол, и «мерседес» рванулся вперед. Вскоре машина свернула на съезд № 9 и вырвалась на шоссе 1 в южном направлении. До Принстона оставалось пятнадцать минут пути.

40 26 36 79 56 44 78 00

Эти числа Дэвид написал карандашом на листке из блокнота, передал Монике — и тут же ощутил мощный порыв выхватить его обратно и разорвать в клочья. Эти шестнадцать цифр пугали его. Хотелось их уничтожить, зарыть, стереть навсегда. Но он знал, этого делать нельзя — ничего больше у него не было.

Моника обеими руками взяла листок и внимательно всмотрелась в числа. Она водила глазами влево-вправо, выискивая закономерности, и на лице ее было то же выражение, которое Дэвид видел на той конференции, когда она докладывала свою работу по многообразиям Калаби-Яу. Лицо богини Афины, готовящейся к битве.

— Не похоже на случайную последовательность, — заметила она. — Три нуля, три шестерки и три четверки, но всего одна пара семерок. Чтобы в числовой последовательности такой длины троек было больше, чем пар, это маловероятно.

— Это не может быть ключ расшифровки компьютерного файла? Кляйнман употребил слово «ключ», так что это допущение может быть логично.

Она продолжала смотреть на числа.

— Размер вроде бы подходит. Шестнадцать цифр, и каждая может быть представлена четырьмя битами цифрового кода. Всего получается шестьдесят четыре бита, то есть стандартная длина для ключа шифра. Но такая последовательность должна быть случайной, иначе смысла нет. — Она покачала головой. — Если это не так, слишком легко взламывается код. Зачем бы Кляйнману выбирать такой неудачный ключ?

— Ну, может быть, это другого рода ключ. Что-нибудь вроде идентификационной метки. Нечто, помогающее найти файл, а не расшифровать его.

Моника не ответила — вместо этого она поднесла бумагу чуть ближе к лицу, будто ей трудно было читать цифры.

— Ты странно записал эту последовательность.

— В смысле?

Она повернула лист к нему лицом:

— Числа слегка сгруппированы. После каждой второй цифры расстояние чуть побольше. Кроме как в конце, где расстояния одинаковы.

Он взял листок у нее из рук. Она была права: первые двенадцать цифр были сгруппированы по две. Он не нарочно так сделал, но так получилось.

— Хм! — сказал он вполголоса. — И правда, странно.

— Кляйнман задал такую группировку, когда говорил тебе эту последовательность?

— Не то чтобы. — Он на миг закрыл глаза и вновь увидел профессора Кляйнмана на больничной койке, выдыхающего свои последние слова. — У него отказывали легкие, и потому он произносил цифры с придыханием, по две за раз. И вот так они отложились у меня в памяти. Полдюжины двузначных чисел и одно четырехзначное в конце.

— Но не может ли быть, что группировка намеренная? Что Кляйнман хотел, чтобы ты их так организовал?