Марк Альперт - Последняя теория Эйнштейна

Моника смотрела на него сочувственно, но явно ни одному слову не верила.

— Слишком экстраординарная гипотеза, Дэвид. А экстраординарные заявления требуют экстраординарных доказательств.

Дэвид взял себя в руки.

— При нашей последней встрече в больнице Кляйнман мне назвал некоторую последовательность чисел. Он сказал, что это ключ, который оставил ему Эйнштейн, а он передает его мне.

— Ну, это не назовешь…

— Нет, это еще не доказательство. А доказательство — то, что случилось потом.

И он рассказал ей о допросе в ФБР и о последующей бойне. Поначалу Моника просто смотрела на него, не веря, но когда он описывал, как выключился свет и загремели в коридоре выстрелы, она бессознательно вцепилась в подол своей рубашки. Когда он закончил рассказ, Моника казалась так же оглушена стрельбой, как он, когда вылез из гаража на Либерти-стрит. Она схватила его за плечо.

— Боже мой, — прошептала она. — Кто же напал на это здание? Террористы?

— Не знаю, я этих людей не видел. Видел только убитых агентов ФБР. Но ручаюсь, что это те же люди, что убили Кляйнмана, Буше и Мак-Дональда.

— Откуда ты знаешь? Может быть, их убили фэбээровцы. Такое впечатление, что и те и другие ищут одно и то же.

Он покачал головой:

— Нет, ФБР задержало бы их для допроса. Я думаю, случилось вот что: террористы узнали о единой теории первыми. Может быть, Кляйнман, или Буше, или Мак-Дональд где-то как-то проговорились, и террористы стали их преследовать, пытками вытягивая из них информацию. Но когда они стали погибать, американские спецслужбы сообразили, очевидно, что здесь что-то не так. Вот почему агенты ФБР появились в больнице так быстро. Скорее всего Кляйнман был у них под наблюдением.

Дэвид, увлекшись, говорил все громче, и последние слова отдались от стен эхом. Поймав себя на этом, он посмотрел на Монику, ожидая ее реакции. На ее лице уже не было скепсиса, но все-таки он ее не убедил. Она отпустила его плечо и снова посмотрела на экран, где выплыла заставка — вращающееся многообразие Калаби-Яу.

— Не сходится, — сказала она. — Может быть, ты прав насчет этих смертей, может быть, террористы преследовали Кляйнмана и тех двоих из-за их участия в каком-то секретном проекте. Но что этот проект — единая теория поля, которую десятилетиями скрывали ассистенты Эйнштейна, я поверить не могу. Это уж совсем ни с чем не сообразно.

Он снова кивнул — можно было понять ее недоверие. Тут не просто было предпочтение квантовой теории — классической, на кону стояла работа всей ее жизни. Дэвид подумал, что все достижения Моники и ее коллег, все эти нелегко давшиеся шаги вперед, тяжелым трудом обретенные наития и блестящие формулировки оказываются ничего не стоящими. Ученый, который умер еще до их рождения, уже получил главный приз — Теорию Всего. И такую возможность принять было бы, мягко говоря, трудновато.

Он отвернулся от Моники, думая, как же ее убедить. Да, у него было экстраординарное утверждение, а вот экстраординарного доказательства не было. И даже ординарных не густо.

Но пока Дэвид тупо смотрел на пустые стены кухни, у него возникла мысль. Не слишком приятная, по правде говоря, и даже настолько противная, что сердце стукнуло о грудину. Но это было нечто вроде доказательства.

— Оглянись, — сказал он, оборачиваясь к Монике и показывая на стены и шкафы. — Посмотри на эту кухню. Ни разбитой мебели, ни надписей. Даже свастики ни одной.

Она уставилась на него, не понимая:

— И что?

— С чего бы это шайка нью-джерсийских скинхедов разнесла весь дом, кроме кухни? Не кажется ли это несколько странным?

— А какое это имеет отношение…

— Это были не скинхеды, Моника. Кто-то перевернул здесь все вверх дном, разыскивая записные книжки Эйнштейна. Искали под половицами и копали на заднем дворе, тыкали в штукатурку, разыскивая тайники в стенах. А свастики нарисовали, чтобы выдать это за хулиганство. Кухню не тронули, потому что ее пристроили через много лет после смерти Эйнштейна и ничего здесь спрятать он просто не мог. По той же причине не тронули и твою мебель.

Моника поднесла руку к лицу, тонкие длинные пальцы коснулись губ.

— Если строить догадки, — продолжал Дэвид, — я бы предположил, что это работа ФБР. Террористы не стали бы ждать, пока ты уедешь на уик-энд, они просто убили бы тебя спящую. И еще я полагаю, что никаких записей агенты не нашли — Эйнштейн был достаточно умен. Он бы ничего в письменном виде не оставил.

Губы Моники были закрыты ладонью, но стало понятно, что сейчас у нее совсем другое выражение. В первый момент глаза у нее расширились от страха и удивления, а потом сузились, и между бровями легла глубокая складка. Она была вне себя, просто в бешенстве. Скинхеды-неонацисты — это уже само по себе достаточно противно, но федеральные агенты, рисующие свастику на стене в рамках прикрытия незаконной операции? Это совсем другой порядок величины.