Гэри Ван Хаас - Икона, или Острова смерти

— Давай выпьем за наши новые начинания. И за грядущие тоже, — предложил он, жестом подзывая официанта.

Официант подошел немедленно — что крайне необычно для Греции, где обслуга перемещается со скоростью улитки.

— Ena kilo retsina, garcon, [2] Литр красного вина (греч.). — сказал Юджин.

Только он мог смешивать греческие и французские слова в одной фразе.

— Из бочонка, parakalo.

Он произнес греческое «пожалуйста», делая ударение на каждом слоге, совсем как турист, разговаривающий на ломаном языке, даже несмотря на то, что Юджин, когда ему нужно было, изъяснялся по-гречески довольно бегло.

— Это мой filo, [3] Приятель (греч.). он заплатит, — добавил он и подмигнул.

Официант кивнул и ушел за вином. Юджин откинулся на спинку стула.

— Давай выпьем за всех этих прелестных обнаженных девчонок там, на пляже, на которых так приятно тратить деньги.

Я разглядывал большую двухмачтовую шхуну, подходившую к пляжу. Красивое, элегантное судно — и две шикарные молодые леди, которые маячили за плечом у капитана. Я готов был поклясться, что шхуна примерно шестидесяти футов в длину — отличный корабль для морских путешествий. И снова мне стало ясно, что красивая жизнь требует денег. А я не хотел оказаться за бортом жизни.

Предстоящее приключение и, разумеется, вино взбодрили Юджина. Вскоре он уже танцевал и громко напевал сентиментальные ирландские баллады, пока мы рассеянно брели через Маврогенос-сквер, крупнейшую стоянку такси в городе, с двумя рядами таверн и кафе вдоль причала, битком набитых местными жителями и туристами.

Когда мы зашли в «Кафе Коста», я уже подумал, что мы влипли, потому что Юджин подошел к бармену и сделал ему точно такое же предложение, как и мне.

К счастью, бармен не обратил на него внимания, потому что ничего не понял. Юджин прожил на Миконосе слишком долго — а жуликам на маленьких островах быстро приходится закрывать лавочку. Я потянул его прочь, но он увидел двух греков, которые сидели в углу и передвигали черные и белые фишки на доске. Игра в нарды подходила к концу. Я заметил знакомое выражение в глазах Юджина. Больше он не в силах был сдерживаться и дерзко бросил вызов победителю. Этот парень был просто помешан на азартных играх, он мог поставить на кон все, лишь бы ему позволили играть. Если у него не было при себе наличных, он играл на стакан виски или на собственные часы.

Грек хитро ухмыльнулся, обнажив ряд обломанных, гнилых зубов.

— Пятьсот евро победителю! — крикнул он на ломаном английском.

— Согласен, — охотно отозвался Юджин. — Начинай, красавчик!

Пока они играли, я сидел в баре и пил пиво, наблюдая за тем, как мимо проходят местные и туристы. Меня увидел старый знакомый и радостно улыбнулся. Ян Холл был писателем, который приезжал на Миконос уже много лет. Он был довольно нелюдим и по каким-то своим причинам неизменно воздержан, но тем не менее хорошо знал человеческую природу. Он был близко знаком с шефом местной полиции, и потому мы с ним почти не общались. Под шестьдесят, высокий и худой, Ян Холл всегда держался джентльменом. Он, в подражание богеме, носил кардиган; за воротником хрустящей, сшитой на заказ сорочки всегда виднелся элегантный шелковый шарф. Ян сел на табурет рядом со мной и заговорил низким, приглушенным голосом:

— Слышал про Джона, старина?

Джон Ролстон был нашим общим знакомым — художником, зарабатывающим на жизнь, рисуя островные пейзажи. У него была репутация эксцентричного и зачастую склонного к непредсказуемым поступкам человека, поэтому не стоило сильно удивляться, что бы там с ним ни случилось.

— Говорят, впал в буйное помешательство. Перебил все стекла в своей студии. Всех уверял, что на него наложены не то чары, не то проклятие. Неделю назад его на самолете отправили в Афины, в психиатрическую клинику.

— Ты шутишь?

Яркое солнце и летняя жара в Греции играют странные шутки с людьми. За все время, что я знал Джона, он никогда не покидал Миконоса. Я предполагал, что со временем рутина островной жизни может повредить человеку. Особенно если ты прожил здесь четверть века.

— Он был в очень скверной форме. Отказывался принимать душ, отпустил бороду. От него уже воняло, — мрачно сказал Ян. — Все думали, это просто белая горячка, но Джон так и не вышел из этого состояния. Никто в точности не знает, что с ним случилось. Может быть, какая-то душевная болезнь. Мы испугались, что он покончит с собой, и позаботились, чтобы его немедленно отправили отсюда в смирительной рубашке.