Леонид Бершидский - Дьявольские трели, или Испытание Страдивари

Штарк звонит Молинари в восемь тридцать на следующее утро после Софьиного открытия. Сыщик едва отдирает голову от подушки: вчера они с расстроенной Анечкой отправились продолжать вечеринку. В отличие от опытной московской тусовщицы Молинари, если уж начинал развлекаться, остановиться никак не мог, и прошлую ночь помнил смутно. Было, кажется, несколько мест со все более замысловатыми коктейлями, а в конце мягкая Анечкина рука, отстраняющая его и захлопывающая дверь гостевой спальни. Она никогда не запиралась на замок, показывая, что доверяет ему, как другу, и по-прежнему не давала ни малейшей надежды.

Теперь она еще спит: во всяком случае, из спальни — ни звука. Молинари усилием воли выдирает себя из кровати и борется с желанием приоткрыть заветную дверь. Наконец решает вместо этого написать Анечке записку. Быстро приняв душ, натянув джинсы и белую футболку, он вытаскивает из принтера чистый лист бумаги и выводит на нем от руки: «Пошел завтракать со Штарком, он обещал хорошие новости. Расскажу, когда вернусь. Принесу пирожных». Некоторое время думает над подписью. «Люблю. Том»? Тьфу ты, пошлятина! Ничего не добавив к записке, Молинари оставляет ее на кухонном столе: он знает, что Анечка, еще с полузакрытыми глазами, выползет сюда за кофе. Тихо закрыв за собой дверь, сыщик сбегает по лестнице — лифта в доме нет — и шагает на север в сторону Одиннадцатой улицы. Идти ему всего пару кварталов.

Высокий, полный человек в белой льняной рубашке и светлых брюках, неспешно прогуливавшийся по Чарльз-стрит в этот утренний час, провожает Молинари взглядом и ускоряет шаг. Остановившись у подъезда, из которого только что вышел сыщик, он звонит в его квартиру, а потом звонит еще раз, пока из динамика домофона не раздается сонный Анечкин голос:

— Том, ты что, опять ключ забыл?

— Это я, — глухо произносит мужчина по-русски. — Анечка, впусти меня, надо поговорить.

Следует пауза. Анечка, не вешая трубку домофона, подходит к окну и осторожно выглядывает, чтобы оценить обстановку. Константинов — кто же еще? — задирает голову и молча смотрит вверх. Вернувшись к двери, Анечка Ли все же спрашивает в трубку:

— Ты один или охрана где-то тут прячется?

— Ну за кого ты меня принимаешь, в самом деле?

— За того, кто ты есть. Что ты делаешь в Нью-Йорке?

— У нас роуд-шоу. Как и в Лондоне. Но я прогуливаю. Впусти меня.

Еще чуть помедлив, Анечка отпирает ему подъезд и идет за халатом. Константинов, взобравшись на четвертый этаж, делает вид, что совсем не запыхался.

— Я рад тебя видеть, — говорит он.

— А я тебя — не очень. Зачем ты пришел? — Она стоит, прислонившись к дверному косяку, и не предлагает ему сесть.

— Рассказать кое-что. Ты ведь теперь знаешь, что это не я украл скрипку?

— Да, Фонтейн рассказал, как все случилось. — Она раздраженно отбрасывает прядь волос с лица. — Но это ничего не меняет. Для нас, я имею в виду.

— Почему? Я как раз думал, что это меняет абсолютно все. Я не мстил твоему Бобу. Я хочу его найти, как и ты.

— Ты мстил мне. Я не хочу больше отчитываться перед тобой.

— Я не прошу отчета. Если хочешь свободы, это легко устроить. Но не бросай меня. Пока тебя не было рядом, я понял, что без тебя не могу. Ну и я… в общем, скрипка теперь у меня. Как только найдется твой Боб, я ее верну. И если ты захочешь с ним встречаться — хорошо, только сделай так, чтобы я об этом не знал.

— Это будет трудно. У тебя везде камеры и шпионы. Ты и здесь меня выследил.

— Мне плохо без тебя.

Голос Константинова звучит так потерянно, что Анечка помимо воли чувствует жалость к этому большому человеку, совсем, наверное, не привыкшему просить и унижаться. Хотя кто его знает, мелькает тут же злая мысль: когда он ездит, как они говорят, «за стенку», не ползает ли он там на коленях перед кем-то еще более важным?

— Леша, чего ты хочешь?

— Хочу… отдать тебе эту чертову скрипку. Делай с ней что хочешь, только… прости меня, вернись ко мне.

Капельки пота выступили на лбу у банкира. Он смахивает их рукавом — эта сцена явно тяжело ему дается.

— Где ты взял скрипку? Убил мистера Лэма?

— Это не понадобилось. Можно я как-нибудь потом расскажу подробности?

— Если ты хочешь ее мне отдать, почему не принес сюда?

— Если честно, я надеялся заманить тебя к себе, — признается Константинов.

— Я не хочу ехать к тебе без Тома.

— Твоего этого итальянца? Он здорово дерется. Но драться сейчас не с кем.