В сорок пять лет, то есть уже в преклонном возрасте, Франц решился круто изменить свою жизнь. Через одну знакомую ему судоходную контору в родном Киле он завербовался капитаном в русский торговый флот и, приехав в Петербург, принял под командование шхуну «Надежда». Так в старости Франц Лерман сделался настоящим капитаном. В Европе он не мог и мечтать о таком счастье — все капитанские вакансии были расписаны на долгие годы вперед, и требовалась немалая протекция, чтобы занять их. Россия же совсем недавно завела флот и отчаянно нуждалась в опытных моряках.
Петербург 1731 года, когда там объявился новоиспеченный капитан, был для европейцев «терра инкогнита» — земля неведомая. Вдоль пологих берегов Невы, заросших травой, тянулись бесконечные воинские и торговые склады, слободы с покосившимися избами, а по ночам, если выйти на главную улицу — Невскую перспективу, из недалекого леса со стороны Александро-Невской лавры слышался страшный вой волков.
Здесь капитан Лерман считался завидным женихом. Невеста скоро нашлась — семнадцатилетняя Катарина, младшая дочь часового мастера Клауса Штинклера. Ухаживание по всем правилам хорошего тона продолжалось год. Юная невеста побаивалась своего солидного жениха — сурового моряка, не знавшего слов любви, и потому пряталась в дальних комнатах, когда тот ежедневно навещал их дом с неизменным кулечком сладких конфет, купленных в лучшей кондитерской в Адмиралтейской части.
Теперь со дня свадьбы прошло уже пять лет, и Кэтхен готовилась родить мужу первенца. Франц твердо решил — он уволится с капитанской службы. Денег заработано достаточно, и можно спокойно, с чувством собственного достоинства осесть с семьей в собственном доме, выходящем окнами на Третью линию Васильевского острова.
— Я сделаю этот последний рейс и больше не пойду в море, — сказал Франц своей беременной жене. — Вернусь и останусь с тобой и маленьким Готлибом.
Он был почему-то твердо уверен: Катарина непременно родит ему сына.
Но последний рейс оказался непростым. Из Петербурга «Надежда» вышла с грузом военного снаряжения для строящейся таганрогской крепости. За месяц шхуна обогнула Европу и, пройдя через Средиземное море, миновала Босфор и Дарданеллы. Здесь с большим трудом удалось миновать турецкий досмотр, потому что груз наверняка вызвал бы ярость оттоманского правительства. Турки отлично знали, с какой целью Россия воздвигает крепости по берегам Азовского моря, против кого копится военная сила на юге. Все замерло в недобром предчувствии грядущей кровавой войны. Стальной взор племянницы Петра Великого императрицы Анны был недвусмысленно обращен к Черному морю и Крыму, а фельдмаршал граф Миних уже писал распоряжения по подготовке к турецкому походу.
Но Франц Лерман не случайно вызвался провести судно в Таганрог. Еще с прежних времен он дружил с турецкими контрабандистами, которые ловко умели обойти самые строгие таможенные патрули.
Доставлять что-либо из России на южные берега посуху было решительно невозможно из-за бездорожья и бесчисленных татарских полчищ, безнаказанно шнырявших в степях. Единственный надежный путь был морской, и тут бесценными оказывались такие капитаны, как Франц Лерман.
Разгрузившись в Таганроге, шхуна должна была вернуться в Петербург налегке: везти в далекую столицу отсюда было нечего. Но тут подвернулось выгодное дело. К капитану обратилось большое греческое семейство, решившее перебраться в Петербург. Греки издавна густо населяли берега Черного и Азовского морей. Еще в античности они основали здесь свои процветающие колонии и построили города. Ловили рыбу, торговали с жителями прилегающих степей. Херсонес, Ставрополь, Одесса, Симферополь — этими и другими греческими названиями с гомеровских времен пестрят берега Черного моря.
Но сейчас на этой земле вновь готовилась большая война. Время стабильности закончились, и все вокруг знали: набирающая мощь Россия непременно столкнется с могущественной Оттоманской Портой…
Пока шла разгрузка шхуны, на борт к капитану поднялся дородный кряжистый старик.
Редеющая грива седых волос спускалась до самых плеч, длинная седая борода развевалась на ветру, а седые кустистые брови нависли над темными глазами. В уши старика были вдеты тяжелые золотые серьги, на руках и на шее блестели украшения. Несмотря на жаркий летний день, на плечи посетителя была наброшена шуба, крытая пунцовым бархатом, что свидетельствовало об официальном характере визита.
Читать дальше