Дэвид Осборн - Открытый сезон

Для Эллен, честно говоря, — все люди были одинаковые. Они были просто инструментами для получения комплиментов. Когда она готовила пищу, а она была отличным поваром, она делала это не для того, чтобы доставить удовольствие друзьям, мужу или детям. Она делала это только для того, чтобы поддержать миф о том, что она лучшая в городе повариха. То же самое относилось и к постели. Она была страстной большую часть времени или притворялась таковой. Но это было не для того, чтобы сделать счастлвым его, Кена, или из-за того, что она получала от этого наслаждение. Все делалось для того, чтобы заработать репутацию у него и, таким образом, в конце концов, у всех, так как любой мужчина, у которого такая горячая жена, рано или поздно похвастается этим.

Кен выключил душ и вытерся. Для Эллен он был всего лишь одним из рычагов для возвышения ее собственного образа, чтобы помочь ей подняться над другими женщинами.

Тогда он подумал: — «а пошло оно все к черту, брось скулить!» До сих пор он был удачливее многих. Ему удавалось ускользнуть от неудач каждый год. Ускользнуть и при этом поднять чертовский шум, а там — поди разберись.

Он мог исполнять роль заботливого отца и терпеливого мужа и очень умно наживаться на этом, а потом недели три лихо спускаться с тормозов и делать любое, самое недозволенное, о чем другие мужчины могли только мечтать в своих самых диких и мимолетных фантазиях.

Раз в год он мог стать тем, кем на самом деле является каждый мужчина, генетически, инстинктивно, придавленный жуткими цепями общества, вместе с занудливой истерией эмансипированных женщин. Он мог стать диким охотящимся животным, диким сексуальным маньяком, одновременно сложным современным мужчиной, свободно и без стыда проглатывающим всякие болезненные извращения, которые только могут прийти на ум.

Так он строил свою жизнь. И так же Арт и Грэг с того самого дня, когда они впервые встретились в колледже. Между ними были железные цепи. Они могли напиваться вместе до бесчувствия, крутиться вокруг подростков не многим старше их собственных дочерей и охотиться с дикостью, о которой мечтают другие мужчины. Но никогда не осмеливаются.

Он вышел из ванной и сказал:

— Ну ладно, ладно.

И бросая вызов Эллен и всей их проклятой социальной жизни, своему боссу и любому праведному ублюдку, встал, раздвинув ноги, голый и наполовину возбудившийся, как недавно стоял Грэг, заглотнув два глубоких глотка бурбона прямо из горлышка бутылки. Потом он оделся, и все вместе они пошли обедать.

Было десять минут четвертою, когда Нэнси проснулась. Тихое ровное дыхание Мартина рядом с ней поведало ей, что сон его глубокий, спокойный. Они гнали очень быстро с самого полудня, даже не остановившись для ланча. Было поздно и темно, когда они пересекли пролив Мэккинэс. Она не смогла ничего рассмотреть и была жестоко разочарована. Они заехали в мотель Трилэйк, решив не двигаться дальше к Солт Сайт Мари. Мартин пообещал, что они выедут прямо с утра и сразу в Канаду. Обеденная комната была почти пустой, когда они зашли пообедать. После, Нэнси захотелось прогуляться по прохладному ночному воздуху и посмотреть на озеро, потом вернуться в коктейль-бар и послушать черного пианиста, который был хорош. Но Мартин думал только о постели. И она сдалась.

Сейчас ее тело ныло от его настойчивых механических ласк, которые он портил тем, что часто и триумфально требовал поощрения; хорошо ли ей, нравится ли ей это, заметила ли она как долго они делали на этот раз? Это был своего рода мальчишеский эксгибиционизм. У нее же осталось ощущение того, что ее просто использовали. В последний раз это отняло у него вечность и когда он, наконец, кончил, он уснул прямо на ней. Но дело было не в ее разочаровании или помятом теле и не в медленно высыхающей сырости от их общего пота, вовсе не это мешало уснуть. Это был страх оказаться пойманной на обмане. Всю ночь сердце ее колотилось в своего рода жалкой каденции к изнуряющим смешанным видениям.

Ее дети, все ли у них в порядке, или на этот раз получится так, что с одним из них случится что-нибудь достаточно серьезное для того, чтобы Эдди послал телеграмму матери и таким образом обнаружил, что ее там не было? Или он уже все знал? Догадывался он или раскусил ее ложь, прежде чем она даже вышла из дома?

В один момент с улицы донесся легкий шум и сердце ее забилось еще сильнее. Вдруг Эдди послал детективов? Вдруг за ней и Мартином следили? Через секунду они вломятся, засверкают фотовспышками, смеясь и сдергивая простыню.